12.11.2006
Если расценивать сильные эмоции, как повод напиться, то влюбленность - самый веский. Помнится, той осенью мы вскрыли шкафчик отца Руслана в поисках чего-то эдакого и обнаружили там коллекционный вискарь. Конечно, тогда мы не знали, что значит "коллекционный", да и про вискарь знали немного (в наши-то 15 и 16), то рады были страшно. Вернее сказать, рада была больше я, потому что тогда еще понятия не имела, что делать с Русланом, разносящим мебель в щепки. И почему-то мысль о том, что нечто в красивой бутылке красивого орехового цвета может помочь, казалась прямо спасительной. Собственно, так и произошло. И уже час спустя мы сидели на крыше его дома, добивая бутылку. Удивительно, но я мы не чувствовали себя пьяными. Вероятно, адреналин и огромный кусок вяленой оленины сделали свое дело, но тогда-то Руслан и смог, наконец, сложить в слова все то, что заставило его настолько сильно выйти из себя.
Я была готова ко всему: разводу его великолепных родителей, смерти любимой собаки и даже к убийству кого-то из одноклассников и сиюминутному походу в лес с целью закопать его тело. Когда я узнала, что Руслан влюбился, я была готова убить его прямо здесь же. План избавления от тела в лесу, сложившийся уже в моей голове, здесь бы пригодился. Я даже набрала воздуха побольше, чтобы выдать ему все, что я думаю по этому поводу, но что-то меня остановило.
Я вдруг увидела Руслана совсем другим. И охренела от того, что увидела. За все эти годы, пока мы росли бок о бок, как брат и сестра, мы постигали одни и те же истины - ругались и мирились, узнавали и теряли, щупали мир, проверяя его на прочность и каждый раз двигались почти след в след. Но дело в том, что я шла - в след, а свежие отпечатки на непознанной почве мира оставлял именно он, неизменно закрывая меня от всех побочек реальности. На мой вопрос он всегда находил ответ, и мне этого хватало. Конечно, я потом подкрепляла его ответы чем-то своим, но, в целом, Руслан рос поразительно умным для своего характера парнем.
И сейчас этому парню было 16, и он столкнулся с тем, что мы оба еще ни разу не испытывали, даже друг к другу. Он был влюблен, и эти чувства разбрасывали его по звездному небу, больше пугая, чем воодушевляя. И теперь-то как раз должен прийти мой час мудрости и поддержки, но я не знала, что ему сказать. Да и кто мог? Его отец - черствый, но заботливый по-своему? Его мама, которую они оба старательно оберегали от любых потрясений извне? Его друзья, которые вряд ли уже сталкивались с чем-то подобным, а посему способные только ранить насмешками и недомолвками?
Нет.
Я понимала, что идти ему не к кому, и мне очень хотелось сдюжить. Но почему-то именно сейчас я поняла, что год разницы между нами - это огромная пропасть. Я смотрела на свое отражение в темном экране мобильника и понимала, что я еще совсем глупый ребенок, а Руслан - внезапно выросший юный мужчина, и, черт возьми, а знаю ли я его вообще? Я стала смотреть на него, и мне снова стало не по себе от сжимающего горло чувства тревоги. Мы выросли. Точнее, он - точно вырос. А я?
Тогда мне казалось, что влюбиться - значит вырасти бесповоротно, и кто бы мне сказал тогда, какими детьми нас делают подобные чувства. Я невольно задумалась, а могу ли я в кого-то влюбиться, представив всех знакомых мне мальчишек. Потом снова взглянула на Руслана и спросила себя, могла бы я влюбиться в него? Стало смешно.
-Пожалуй, ты права, - вдруг сказал Руслан, отставив бутылку. - С каждым глотком и правда становится смешнее и смешнее.
-Я не о том, - проговорила я, отхлебнув из горлышка. - Я представила, что было бы, если бы я влюбилась в тебя.
Руслан вздрогнул и смерил меня совсем уж ошалелым взглядом. Он молчал, и мне становилось не по себе. Насколько глупым было то, что я сказала?
-А ведь если бы это была ты - насколько бы все было проще, - вздохнул он, снова переводя взгляд на холодное небо.
-Почему?
-Потому что с тобой я могу говорить.
-А с ней не можешь?
-Очевидно, нет, если сижу здесь.
Ну, хорошо. Моя роль в этой истории весьма понятна, ибо что я могу делать лучше, чем молоть языком? Я застегнула куртку, придвинулась ближе, взяла его под руку, и все случилось. Вот правда - ни один психиатр так и не смог мне объяснить этот наш феномен: стоило взять его за руку, прикоснуться плечом, и я мгновенно чувствовала то же, что и Руслан. Конечно, не так ярко - дорисовывая и дополняя, но получая нужные мне контуры. И сейчас произошло так же. Я могла считывать информацию пятнами, а могла - словами, через запятую, но сейчас на меня хлынуло все сразу, и я с трудом остановилась.
-Это ведь Элка, верно? - спросила я первым делом.
Руслан кивнул, даже не стараясь выбраться из моего захвата. Обычно такие манипуляции мне не позволялись.
-Ну, конечно, все было бы проще, будь на ее месте кто угодно - необязательно я, - усмехнулась я, вспомнив ее красивое надменное лицо.
О, о лице Мариэллы, которую мы звали Элкой, беся ее этим до белых чертей, можно было слагать легенды. Было бы удивительно, если бы Руслана она не зацепила. Еще через пару лет я узнаю, что девушки, не бесящие Руслана, его не интересуют в принципе, но тогда мне было любопытно, что за алгоритм сработал в его умной голове.
Она жила через три дома и удивительным образом умудрялась оказываться рядом с нами в самых непредсказуемых местах. Даже когда мы выходили на прогулку с псом в самый дальний лог, наматывая двенадцатый километр, Элка попадалась нам навстречу, шагая с гор вниз. Стоит ли говорить, что ее точеная фигура и длинные черные кудри выглядели так, будто за поворотом ее ждала машина, из которой она только что выпорхнула?
Элка была умна, спортивна, остра на язык. Она любила горы и русский рок, при этом умудряясь нравиться тем, кто никогда не бывал выше ближайшего перевала. Она была сердцем и мозгом крепкой компании девчонок, которых я, в рамках инстинкта самосохранения, предпочитала избегать.
Руслан не замечал ее, и, видимо, только из-за этого был обречен сидеть здесь сейчас, со мной. Очевидно, в какой-то момент его отстраненность понравилась ей настолько, что она решила пустить в ход все свои силы.
Мне казалось, что в нашей маленькой стае нас стало трое - так часто она мелькала перед глазами. Она познакомилась с его родителями и покорила их - хотя бы тем, что тоже приехала сюда с родителями, сбежав от войны. Их семьи начали дружить, и нужно было быть полными идиотами, чтобы не начать хотя бы в шутку говорить о том, как же это мило - их дети-погодки так славно общаются, может, поженятся?
Элка стала бывать у Руслана дома почти так же часто, как я, и меня это совсем не трогало лишь потому, что я видела, насколько злится Руслан на ее напор и непосредственность. Тогда я еще не знала, что его злость и стала началом влюбленности, последствия которой мне еще предстояло разгребать. Будь я немного поумнее, конечно, я бы сообразила, что происходит, но мне было 15. Вряд ли я могла шагнуть так далеко. Слушая их разговоры, сложно было догадаться, что за этим стоит что-то большее, чем перепалка двух не самых близких знакомых, но не прошло и полугода, как Руслан встрял. За эти полгода юбка Мариэллы поднялась на добрую ладонь, глаза стали больше на добрый сантиметр (спасибо стрелкам и туши), а разговоры набрались дерзости и потрясающего шарма. Господи, да как я сама в нее не влюбилась - вот вопрос!
-Ну, послушай, - заговорила я, осторожненько выбирая себе путь между громадами мыслей. - Ты же понимаешь, почему так случилось? Это был ее план, и ты сейчас следуешь ему, как милый котик, которого манят лазерной указкой.
-Понимаю, но...с этим очень трудно что-то сделать, - сокрушенно признался Руслан. - Это очень плохо?
-Я понятия не имею, Рус. Но, пожалуй, в этом нет ничего страшного. Элка - неплохая девчонка, и у вас это явно взаимно. Что тебя пугает больше всего?
Ой, этот взгляд.... Он напугал меня до чертиков, но, на счастье, я видела его не так часто за всю жизнь. Беспомощность. Руслан смотрел беспомощно, и, если бы он был волком, мгновенно удрал бы за самые дальние горы.
-Я не могу спокойно думать, - сказал он, помолчав. - Мне хочется...всего сразу и ничего одновременно. Хочется бегать и лежать в темном углу. Хочется быть везде и сразу и не быть нигде, понимаешь?
Что я могу сказать, когда на меня смотрят так?
-Понимаю, но... Пожалуй, это бы случилось, рано или поздно. И ты выдержишь это, если перестанешь так бояться самого себя.
-Мне кажется, что я умру. Вот, послушай, - он протянул мне руку, приложив мои пальцы к своему запястью. - Оно стучит так бешено, что... как мне выжить?
Мы о чем-то говорили, и я не помню, что именно говорила тогда. Но я продолжала держать его за руку и слушала, как пульс перестает долбить свой бешеный ритм, и мне казалось, что я все делаю верно. Потом мы смеялись над тем, каким же надо быть идиотом, чтобы разгромить собственную комнату, не совладав с собой? В доме полно комнат, но нет, сука, под руку попалась самая дорогая. Мы оба хорошо знали его отца и понимали, что жить в этих руинах Руслану предстоит до скончания веков - хотя бы в качестве наказания. Я потребовала от него клятвы, что такого больше не повториться, и тогда мы еще не знали, что эту клятву он сдержать не сможет. Как и не знали, как сильно нам обоим влетит за украденный вискарь.
Но тогда, в половину третьего ночи, на крыше, нам казалось, что мы взобрались на нечто огромное и неизвестное. Взобрались и остались живы. Тогда нам казалось, что мы принимали самое важное решение в жизни, не зная еще, что имя Элки через десять лет Руслан будет вспоминать с трудом и смеяться, когда вспомнит.
Я сидела совершенно околевшая, но довольно, поняв, наконец, что впервые мне удалось увидеть Руслана слабым. До этого дня я категорически боялась этого дня: мне было максимально комфортно за его плечом, зная, что он - сильный, спокойный и мудрый - меня прикроет. Но я понимала, что когда-то этот алгоритм даст сбой, и что делать с этим - не знала. Мне было чертовски важно оставаться маленькой и ранимой в тени грозного и надежного, как скала, друга. Но вот: уставший от собственного гнева, напуганный до смерти тем, что никогда раньше не чувствовал, но его рука по-прежнему больше моей. И сам он - по-прежнему больше.
Даже когда я убиралась в его комнате, пока он бессильно свалился в свой гамак, мне не было страшно. Мир приблизился еще на шаг, стал явнее и страшнее, но мы пр-прежнему шли к нему вместе. Пусть даже теперь с нами идет и Мариэлла.
Но к утру в моей голове сформировался вопрос, который я сама не ожидала увидеть, и ответа на который я боялась.
Если Руслан считает, что, влюбись он в меня, все было бы проще и лучше, почему этого не случилось?
Если расценивать сильные эмоции, как повод напиться, то влюбленность - самый веский. Помнится, той осенью мы вскрыли шкафчик отца Руслана в поисках чего-то эдакого и обнаружили там коллекционный вискарь. Конечно, тогда мы не знали, что значит "коллекционный", да и про вискарь знали немного (в наши-то 15 и 16), то рады были страшно. Вернее сказать, рада была больше я, потому что тогда еще понятия не имела, что делать с Русланом, разносящим мебель в щепки. И почему-то мысль о том, что нечто в красивой бутылке красивого орехового цвета может помочь, казалась прямо спасительной. Собственно, так и произошло. И уже час спустя мы сидели на крыше его дома, добивая бутылку. Удивительно, но я мы не чувствовали себя пьяными. Вероятно, адреналин и огромный кусок вяленой оленины сделали свое дело, но тогда-то Руслан и смог, наконец, сложить в слова все то, что заставило его настолько сильно выйти из себя.
Я была готова ко всему: разводу его великолепных родителей, смерти любимой собаки и даже к убийству кого-то из одноклассников и сиюминутному походу в лес с целью закопать его тело. Когда я узнала, что Руслан влюбился, я была готова убить его прямо здесь же. План избавления от тела в лесу, сложившийся уже в моей голове, здесь бы пригодился. Я даже набрала воздуха побольше, чтобы выдать ему все, что я думаю по этому поводу, но что-то меня остановило.
Я вдруг увидела Руслана совсем другим. И охренела от того, что увидела. За все эти годы, пока мы росли бок о бок, как брат и сестра, мы постигали одни и те же истины - ругались и мирились, узнавали и теряли, щупали мир, проверяя его на прочность и каждый раз двигались почти след в след. Но дело в том, что я шла - в след, а свежие отпечатки на непознанной почве мира оставлял именно он, неизменно закрывая меня от всех побочек реальности. На мой вопрос он всегда находил ответ, и мне этого хватало. Конечно, я потом подкрепляла его ответы чем-то своим, но, в целом, Руслан рос поразительно умным для своего характера парнем.
И сейчас этому парню было 16, и он столкнулся с тем, что мы оба еще ни разу не испытывали, даже друг к другу. Он был влюблен, и эти чувства разбрасывали его по звездному небу, больше пугая, чем воодушевляя. И теперь-то как раз должен прийти мой час мудрости и поддержки, но я не знала, что ему сказать. Да и кто мог? Его отец - черствый, но заботливый по-своему? Его мама, которую они оба старательно оберегали от любых потрясений извне? Его друзья, которые вряд ли уже сталкивались с чем-то подобным, а посему способные только ранить насмешками и недомолвками?
Нет.
Я понимала, что идти ему не к кому, и мне очень хотелось сдюжить. Но почему-то именно сейчас я поняла, что год разницы между нами - это огромная пропасть. Я смотрела на свое отражение в темном экране мобильника и понимала, что я еще совсем глупый ребенок, а Руслан - внезапно выросший юный мужчина, и, черт возьми, а знаю ли я его вообще? Я стала смотреть на него, и мне снова стало не по себе от сжимающего горло чувства тревоги. Мы выросли. Точнее, он - точно вырос. А я?
Тогда мне казалось, что влюбиться - значит вырасти бесповоротно, и кто бы мне сказал тогда, какими детьми нас делают подобные чувства. Я невольно задумалась, а могу ли я в кого-то влюбиться, представив всех знакомых мне мальчишек. Потом снова взглянула на Руслана и спросила себя, могла бы я влюбиться в него? Стало смешно.
-Пожалуй, ты права, - вдруг сказал Руслан, отставив бутылку. - С каждым глотком и правда становится смешнее и смешнее.
-Я не о том, - проговорила я, отхлебнув из горлышка. - Я представила, что было бы, если бы я влюбилась в тебя.
Руслан вздрогнул и смерил меня совсем уж ошалелым взглядом. Он молчал, и мне становилось не по себе. Насколько глупым было то, что я сказала?
-А ведь если бы это была ты - насколько бы все было проще, - вздохнул он, снова переводя взгляд на холодное небо.
-Почему?
-Потому что с тобой я могу говорить.
-А с ней не можешь?
-Очевидно, нет, если сижу здесь.
Ну, хорошо. Моя роль в этой истории весьма понятна, ибо что я могу делать лучше, чем молоть языком? Я застегнула куртку, придвинулась ближе, взяла его под руку, и все случилось. Вот правда - ни один психиатр так и не смог мне объяснить этот наш феномен: стоило взять его за руку, прикоснуться плечом, и я мгновенно чувствовала то же, что и Руслан. Конечно, не так ярко - дорисовывая и дополняя, но получая нужные мне контуры. И сейчас произошло так же. Я могла считывать информацию пятнами, а могла - словами, через запятую, но сейчас на меня хлынуло все сразу, и я с трудом остановилась.
-Это ведь Элка, верно? - спросила я первым делом.
Руслан кивнул, даже не стараясь выбраться из моего захвата. Обычно такие манипуляции мне не позволялись.
-Ну, конечно, все было бы проще, будь на ее месте кто угодно - необязательно я, - усмехнулась я, вспомнив ее красивое надменное лицо.
О, о лице Мариэллы, которую мы звали Элкой, беся ее этим до белых чертей, можно было слагать легенды. Было бы удивительно, если бы Руслана она не зацепила. Еще через пару лет я узнаю, что девушки, не бесящие Руслана, его не интересуют в принципе, но тогда мне было любопытно, что за алгоритм сработал в его умной голове.
Она жила через три дома и удивительным образом умудрялась оказываться рядом с нами в самых непредсказуемых местах. Даже когда мы выходили на прогулку с псом в самый дальний лог, наматывая двенадцатый километр, Элка попадалась нам навстречу, шагая с гор вниз. Стоит ли говорить, что ее точеная фигура и длинные черные кудри выглядели так, будто за поворотом ее ждала машина, из которой она только что выпорхнула?
Элка была умна, спортивна, остра на язык. Она любила горы и русский рок, при этом умудряясь нравиться тем, кто никогда не бывал выше ближайшего перевала. Она была сердцем и мозгом крепкой компании девчонок, которых я, в рамках инстинкта самосохранения, предпочитала избегать.
Руслан не замечал ее, и, видимо, только из-за этого был обречен сидеть здесь сейчас, со мной. Очевидно, в какой-то момент его отстраненность понравилась ей настолько, что она решила пустить в ход все свои силы.
Мне казалось, что в нашей маленькой стае нас стало трое - так часто она мелькала перед глазами. Она познакомилась с его родителями и покорила их - хотя бы тем, что тоже приехала сюда с родителями, сбежав от войны. Их семьи начали дружить, и нужно было быть полными идиотами, чтобы не начать хотя бы в шутку говорить о том, как же это мило - их дети-погодки так славно общаются, может, поженятся?
Элка стала бывать у Руслана дома почти так же часто, как я, и меня это совсем не трогало лишь потому, что я видела, насколько злится Руслан на ее напор и непосредственность. Тогда я еще не знала, что его злость и стала началом влюбленности, последствия которой мне еще предстояло разгребать. Будь я немного поумнее, конечно, я бы сообразила, что происходит, но мне было 15. Вряд ли я могла шагнуть так далеко. Слушая их разговоры, сложно было догадаться, что за этим стоит что-то большее, чем перепалка двух не самых близких знакомых, но не прошло и полугода, как Руслан встрял. За эти полгода юбка Мариэллы поднялась на добрую ладонь, глаза стали больше на добрый сантиметр (спасибо стрелкам и туши), а разговоры набрались дерзости и потрясающего шарма. Господи, да как я сама в нее не влюбилась - вот вопрос!
-Ну, послушай, - заговорила я, осторожненько выбирая себе путь между громадами мыслей. - Ты же понимаешь, почему так случилось? Это был ее план, и ты сейчас следуешь ему, как милый котик, которого манят лазерной указкой.
-Понимаю, но...с этим очень трудно что-то сделать, - сокрушенно признался Руслан. - Это очень плохо?
-Я понятия не имею, Рус. Но, пожалуй, в этом нет ничего страшного. Элка - неплохая девчонка, и у вас это явно взаимно. Что тебя пугает больше всего?
Ой, этот взгляд.... Он напугал меня до чертиков, но, на счастье, я видела его не так часто за всю жизнь. Беспомощность. Руслан смотрел беспомощно, и, если бы он был волком, мгновенно удрал бы за самые дальние горы.
-Я не могу спокойно думать, - сказал он, помолчав. - Мне хочется...всего сразу и ничего одновременно. Хочется бегать и лежать в темном углу. Хочется быть везде и сразу и не быть нигде, понимаешь?
Что я могу сказать, когда на меня смотрят так?
-Понимаю, но... Пожалуй, это бы случилось, рано или поздно. И ты выдержишь это, если перестанешь так бояться самого себя.
-Мне кажется, что я умру. Вот, послушай, - он протянул мне руку, приложив мои пальцы к своему запястью. - Оно стучит так бешено, что... как мне выжить?
Мы о чем-то говорили, и я не помню, что именно говорила тогда. Но я продолжала держать его за руку и слушала, как пульс перестает долбить свой бешеный ритм, и мне казалось, что я все делаю верно. Потом мы смеялись над тем, каким же надо быть идиотом, чтобы разгромить собственную комнату, не совладав с собой? В доме полно комнат, но нет, сука, под руку попалась самая дорогая. Мы оба хорошо знали его отца и понимали, что жить в этих руинах Руслану предстоит до скончания веков - хотя бы в качестве наказания. Я потребовала от него клятвы, что такого больше не повториться, и тогда мы еще не знали, что эту клятву он сдержать не сможет. Как и не знали, как сильно нам обоим влетит за украденный вискарь.
Но тогда, в половину третьего ночи, на крыше, нам казалось, что мы взобрались на нечто огромное и неизвестное. Взобрались и остались живы. Тогда нам казалось, что мы принимали самое важное решение в жизни, не зная еще, что имя Элки через десять лет Руслан будет вспоминать с трудом и смеяться, когда вспомнит.
Я сидела совершенно околевшая, но довольно, поняв, наконец, что впервые мне удалось увидеть Руслана слабым. До этого дня я категорически боялась этого дня: мне было максимально комфортно за его плечом, зная, что он - сильный, спокойный и мудрый - меня прикроет. Но я понимала, что когда-то этот алгоритм даст сбой, и что делать с этим - не знала. Мне было чертовски важно оставаться маленькой и ранимой в тени грозного и надежного, как скала, друга. Но вот: уставший от собственного гнева, напуганный до смерти тем, что никогда раньше не чувствовал, но его рука по-прежнему больше моей. И сам он - по-прежнему больше.
Даже когда я убиралась в его комнате, пока он бессильно свалился в свой гамак, мне не было страшно. Мир приблизился еще на шаг, стал явнее и страшнее, но мы пр-прежнему шли к нему вместе. Пусть даже теперь с нами идет и Мариэлла.
Но к утру в моей голове сформировался вопрос, который я сама не ожидала увидеть, и ответа на который я боялась.
Если Руслан считает, что, влюбись он в меня, все было бы проще и лучше, почему этого не случилось?