среда, 29 сентября 2021
02.06.18
Стемнело очень быстро, и было уже очевидно, что мы не доберемся до точки заброски к вечеру. Хотя времени было и не много, погода явно портилась, и рисковать своими ногами на курумах в тумане совсем не хотелось. Небо очень быстро затягивало тяжелыми снежными тучами, и совсем скоро мы оказались в сумерках в непролазной тайге. Я налетаю на спину Руслана, совсем не ожидая, что он остановится. Я вообще мало что соображаю, едва успевая разбирать под ногами что-то кустарниковое или овражистое. Комок застрял в горле, и я то и дело вытирала щеки, все еще наивно полагая, что мои слезы не будут заметны.
-Что случилось? - спрашиваю я, оглядываясь и пытаясь понять, какую такую опасность видит он, но пока не вижу я.
-Пытаюсь сообразить, насколько сильно мы ушли на запад, - задумчиво произносит Руслан. - Здесь есть отличное место для ночевки.Что думаешь?
-М...
Я рассеянно оглядываю лес вокруг. Где-то по левую руку шумит река, если свернуть прямо сейчас - через минут двадцать окажемся на берегу, где можно нарыскать удобное место для стоянки. Палатка лежит у меня в рюкзаке, но последнее, что мне сейчас нужно - это оказаться в палатке с Русланом.
Но он явно имеет ввиду не берег реки. И спрашивает меня потому, что думает, будто я узнаю места. Надо собраться и осмотреться тщательнее.
-Бармытский кардон же где-то рядом? - вдруг понимаю я.
-Ага. Так что думаешь?
-Там крутая изба и всегда много еды. Погоду явно потеряем через пару часов.
-Значит, идем туда, - кивает Руслан и сворачивает к зарослям карликовой березки.
Вот дали небеса напарничка... Уж не знаю, как так вышло, и когда я упустила этот момент, но Руслан не очень жалует тропы. Звериные - еще может быть, но если есть возможность пойти напрямик, через бурелом или кусты, он всегда предпочтет этот вариант, чем обход по самой удобной тропе. Кусты березки цепляются за одежду, ноги проваливаются в рыхлую от корней почву, но мы быстро выходим на открытую поляну минут через десять.
На кардоне никого нет, но большая изба открыта. Это нормально, сколько таких изб раскидано по горам? Я сажусь на скамейку у стены и прижимаюсь к ней спиной.
Может, я простыла? Схватила какой-то вирус? Почему земля так отчаянно колеблется под ногами, и даже деревянная стена под лопатками ведет себя очень странно....
-Ты в порядке? - между делом спрашивает Руслан, кидая на меня короткий взгляд.
Я киваю, не особо заботясь о том, увидит он или нет. Мне хочется воды, а еще лучше - горячего чая.
Вспыхивает неясный свет - Руслан зажег несколько керосиновых ламп. Я хочу сказать, что у меня в рюкзаке есть свечи, но сил хватает только на слабое покашливание.
Я сижу и наблюдаю, как покинутое жилище наполняется светом. Руслан скидывает куртку, потом стаскивает флисовку и закидывает вещи на веревку, протянутую за большой печью. Мне бы тоже надо переодеться в сухое. Стягиваю мокрые ботинки, подцепив за пятку.
-Как думаешь, здесь есть кофе? - спрашиваю я, наблюдая, как Руслан открывает шкафчик у стола. -Или хотя бы сахар?
-Есть сахар, чай, кажется, лапша...надо проверить, давно ли она тут лежит. Короче, не помрем.
Неужели... Улыбнулся впервые за последние пять часов. Я уж думала, эту функцию у него отменили.
Я поднимаюсь и на ватных ногах бреду к огромным нарам, устеленным старым матрасом. Рюкзак волоку за собой, сейчас он кажется непреодолимо тяжелым.
Расстилаю по матрасу свой спальник и усаживаюсь на него, стягивая мокрую термуху. Будет круто, если в моем рюкзаке найдется что-то сухое.
-Почему ты плакала? - вдруг спрашивает Руслан, не оборачиваясь от стола и выставляя на него продукты из рюкзака. - Ты ведь не думаешь, что я не заметил?
Я вдыхаю, пытаясь сообразить, что ответить. Интересно, это настолько не очевидно? Или ему просто хочется услышать это от меня?
-Я не хочу, чтобы ты уезжал в Москву, - отвечаю я, понимая, что надо ливать с этой темы. Вообще с любой, которая не связана с ближайшей кормежкой, печкой и любыми другими бытовыми вещами. Но добавляю: - А от того, как просто ты об этом размышляешь, мне становится совсем тошно.
Руслан оборачивается и смотрит на меня так внимательно, как будто я сообщила что-то крайне важное.
-Я пока вроде никуда не собираюсь.
-Но говоришь об этом так, будто тебя совсем ничего не держит. И переезд в другую часть страны - такая мелочь, которую и обсуждать не стоит.
На стол с грохотом опускается металлическая кружка.
-А мне нужно спрашивать твоего разрешения?
Ну, вот. Собственно, к этому все и шло. К этому все и идет уже последние несколько дней. Решать, кто, что и кому должен совсем не хочу.
-Ты спросил - я ответила. На этом все, - тихо говоря я.
Слушаю, как он возится у печки и вдыхаю такой любимый с детства запах горящих дров. Скоро станет тепло, а это значит, что я смогу уснуть и не думать. А утром... утром я придумаю что-то еще.
Очень хочется спросить кучу всего. Почему Руслан на меня злится? А если не злится - что с ним такое? Почему взял на этот выезд именно меня, хотя спокойно мог взять Лешку, Аську...да кого угодно? В чем смысл этих молчаливых переходов? Но я боюсь, что любой мой вопрос повлечет за собой эти резкие гневные взгляды, и этот страх вызывает еще больше вопросов.
Я чувствую, как водолазка нагревается от тепла печки. Не знаю, кто придумал эту технологию термобелья, но руки и плечи начинают быстро согреваться. На печке начинает тихо гудеть чайник.
-Ритка, - я вдруг понимаю, что Руслан все это время стоит и смотрит на меня, прислонившись плечом к деревянному столбу, делящему избу на две части. - Ты с утра идешь и несешь в себе что-то, что я сам понять никак не могу. Рассказывать ты не хочешь, но ждешь, когда я начну спрашивать. Что спрашивать - я не знаю, но основательно заебался угадывать. Может, ты уже просто скажешь, что там осаждает твою голову?
Я понимаю, как много мне хочется сказать ему, но молчу, зная, как это разрушит то пространство, что нас сейчас окружает. Если дом сложится вдвое и уйдет под землю - я бы не удивилась. Надо вернуться к разговору о его возможном переезде и успокоиться на этом.
-Я просто вдруг поняла, что люблю тебя, - вдруг говорю я и замираю, надеясь, что эта фраза была озвучена только в моей голове.
Руслан молчит, но я слышу, как он вдохнул и не выдохнул.
-Как только я узнала, что ты думаешь о переводе, я перестала спать. При мысли, что ты сможешь уехать - мне становится страшно до тошноты, и я не сразу поняла, почему так. Мне стало так трудно говорить с тобой, что я стала просто молчать и наблюдать, и тогда-то все и встало на свои места. Ведь ты - самый крутой человек из всех, кого я знаю, и сейчас я могу тебя потерять. Даже если мы будем каждый день говорить в каком-нибудь вотсапе - все это не то, ведь я не смогу просто тебя увидеть. Дотронуться до тебя и увидеть, как ты невольно улыбаешься, когда едешь в горы. Я с ума сойду от мысли, что буду только представлять, что ты где-то в другом городе - представлять, но не видеть. Я настолько довела себя до этой грани, что просто не могу уже ни есть, ни спать.
Все это вывалилось из меня, как комок мокрого снега из ладошки. Я никогда не произносила этих фраз в своей голове, но они пришли откуда-то сами. Мне страшно поднять глаза и увидеть лицо Руслана, я думаю, что больше никогда не смогу поднять лицо и посмотреть на него. А он отлепился, наконец, от столба и сел рядом со мной.
-И ты решила, что ты меня любишь? - спросил он совершенно будничным голосом. Будто спрашивал, что заказать на обед.
Тогда я поняла, что была права - и все сейчас рухнет.
-Я понимаю, насколько это бредово звучит. Правда....понимаю. Но это то, что осаждает мою голову, как ты говоришь. Тебе больше не нужно угадывать. Вот и все.
Я с ужасом отрываю взгляд от пола и смотрю на него, но вижу, что Руслан тоже смотрит в одну точку на полу, будто меня и нет вовсе. Мне становится еще страшнее от тишины, что набухает над нами, как ледовая доска над палаткой. Она такая же плотная и жесткая, и ей ничего не стоит размазать нас по этому спальнику и полу.
-Ты что-нибудь скажешь? - спрашиваю я.
Руслан молчит, а я чувствую, как электризуется воздух вокруг него. Так просыпается злоба.
-Ровно два месяца назад мы с тобой сидели примерно в таком же месте, если помнишь. И это даже иронией назвать не получится.
Конечно, я помню. И понимаю, что все то, что услышу сейчас - вполне заслуженно.
-Я почти месяц подыхал от этой идеи. А когда сказал тебе - что ты мне ответила?
Я мотаю головой. Конечно, я помню, что я сказала. Сказать, что я тогда тоже едва не погибла - ничего не сказать.
-Так вот. Ты мне сказала тогда, что тот факт, что я думаю, что люблю тебя - не говорит о том, что это обязательно должно быть взаимным, - говорит Руслан, по-прежнему изучая пол. - Не знаю, догадываешься ли ты, как сильно это бьет по человеку. Но, если вдруг не догадываешься....
-Я ничего не требую от тебя, - быстро произношу я. -Тебе не нужно ничего с этим делать. Мне не нужна взаимность, - я вру, и от этого слезы снова закипают в глазах. - Возможно, и говорить не стоило, но это хотя бы честно. Как ты мне говорил тогда. Если помнишь.
Руслан кивнул, и вот мы снова молчим, хотя мне кажется, что он прекрасно слышит, о чем я думаю. А я прекрасно слышу, о чем думает он.
Я понимаю вдруг, что в этом и есть наша главная беда - ты не можешь быть нечестным, даже если очень захочешь. И как понять, почему так происходит? И насколько это нормально? Что для такой эмпатии нужно - расти вместе, быть слишком похожими, совпасть на каком-то астральном уровне?
И может ли выйти что-то хорошее из такой связи? Насколько опасной она бывает порой, может ли стать смертельной в конечном итоге? И как бы я жила, если бы в этом мире не было бы человека, знающего меня лучше, чем я сама?
А вообще, стоит признаться, что играем мы уже давно не на равных. Порой мне кажется, что я зависла где-то в одной поре, и мне остается только наблюдать и охреневать от того, как меняются те, кто рядом. Мне 27, а я все равно чувствую себя потерянным подростком, а Руслану - будто уже давно за 30. Я не знаю и половины его окружения и часто ловлю себя на мысли, что я понятия не имею, что происходит в его голове. Временами я даже не в курсе, что происходит в его жизни - смерть Лизки раскидала нас по каким-то совершенно разным галактикам, и я могу лишь догадываться, по каким темным дырам он бродит, когда на него нападает тоска.
Руслан молчит, и я молчу тоже, украдкой глядя в его сторону. Два месяца назад мы попали в полнейшую жопу. Ну, окей - в нее попала я, а Руслан, перепугавшийся до полусмерти моего сообщения о температуре, примчался меня спасать. Собственно, ничего страшного не случилось, просто я мастер влипать в непогоду в горах. Пока я смотрела, как довольная группа туристов грузилась в автобус, поняла, что дышать у меня почти не получается. Через пару часов к этому добавилась страшная головная боль и ломота. Еще через час - температура поднялась почти до сорока.
Мой трансфер был только следующим утром, я планировала заночевать в собственной же палатке, но ближе к ночи стало понятно, что мой план оборачивается совсем не той стороной.
Я позвонила Руслану по спутнику, а после несколько минут гадала - привиделось мне это или было на самом деле? Я как могла точно сообщила, где я, укуталась в спальник, выпила таблетку и отключилась. А проснулась от яркого света фар и ощущения, что меня куда-то несут.
Я проспала часов десять, а когда проснулась - обнаружила себя в купольном доме на самом отшибе базы. Надо было сразу добираться до нее, но я не рассчитывала уехать прямо с тропы. Печка топилась, было тепло и спокойно, а за стенами бушевала метель.
Руслан был уставший, встревоженный и раздраженный - он всегда так реагировал, когда я куда-то влипала. Он поил меня чаем, кормил горячим супом и ни о чем не спрашивал. Тогда мне показалось, что он просто зол на меня за то, что я сорвала его в выходной в горы, наговорив страшных слов про смерть и жар. А сейчас сижу себе, вполне живая. Но дело было совсем в другом.
Тогда, два месяца назад, мы сидели так же, на широких деревянных нарах и слушали, как трещит печка и орет ветер за стеной. И тогда я услышала, как страх за меня вдруг сформировал очень явное чувство, которое терзало Руслана задолго до. Но выразить его словами он сумел только сейчас.
Как же я тогда испугалась... Совсем не понимаю, чего именно. Возможно, мне было непонятно, как вообще можно любить меня вот такую - бледную, с кашлем и температурой.
И вот теперь, спустя шестьдесят один день, я поняла, о чем он говорил. Поняла, почувствовала, прозрела. Поняла, насколько больно говорила тогда, насколько неправильно и жестоко. Впрочем, сейчас он сможет мне отомстить и, наверное, будет прав. Я не хочу ждать, что он скажет. Может, Руслан окажется мудрее и просто промолчит. Боже, если бы можно было слететь с этой темы... Сделать вид, что я ничего не говорила, занять чем-то руки...
Я встаю и иду к столу, над которым висит старый шкафчик с посудой и провизией. Снимаю чайник, ставлю его рядом. Мне удобно - я стою спиной к Руслану, и мне не требуется прятаться и вытирать слезы. А они льются, как огромные водопады, и я удивляюсь тому, как еще могу дышать, не захлебываясь.
Насыпаю заварку в металлический заварник, заливаю ее кипятком.
-Слушай, я совсем не злюсь на тебя, - вдруг раздается голос у меня за спиной. - Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так же, как я тогда, ведь ты все говорила правильно.
Мы слишком долго дружим, чтобы не бояться это потерять. А если что-то пойдет не так? Мы возненавидим друг друга, и тогда... что будет тогда?
-А что может пойти не так? - спрашиваю я, обернувшись.
-Я могу обидеть тебя. Кто, как не ты, знаешь, каким я могу быть, и кто, как не ты, знаешь, что это совершенно не поддается контролю. Самое последнее, что мне хочется - это причинять тебе боль, но я каждый раз умудряюсь это делать. И то, что ты прощаешь меня каждый раз - не укладывается в моей голове.
Я чувствую, как какие-то датчики и тумблеры в моей голове перестают работать. Это пугает, но я так устала бояться, что просто сбрасываю их с себя. Мне кажется, что если я не окажусь хотя бы на полшага ближе к Руслану - он растворится в снежной мгле за окнами, и я никогда не смогу его найти. Я подхожу ближе и прижимаюсь щекой к его плечу, я чувствую запах и понимаю, что от Руслана всегда пахнет горами - можжевельником, мхом и костром, а это самый любимый мой запах.
Мне кажется, что все вокруг растворяется, и стены вот-вот исчезнут, провалившись в снегопад, и этот снег окутает меня ледяным холодом, я жмурюсь крепче.
Руслан что-то говорит, но я почти его не слышу. Зачем слышать, если можно чувствовать? А я чувствую, как его ладонь скользит по моему плечу вниз, к локтю, а потом ложится на запястье, и я сжимаю его холодные пальцы своими. На моей руке остается мерцающий след от его ладони, и его я тоже чувствую.
Насколько неважным может стать целый огромный мир, если ты хотя бы на секунду ощутил, что счастлив, и это счастье - правильное? Стоят ли годы порой совершенно бестолковых бед одной минуты, когда можно просто стоять и чувствовать себя совершенно свободным и искрящимся? Если бы мне сказали, что после смерти я могу пережить заново только одно воспоминание, я бы даже думать не стала. Я бы бесчисленное количество раз переживала бы этот вечер, эту странную избу и ее тепло, этот горящий след на моей руке от его ладони. Я бы переживала снова и снова, как целовала его, а он отвечал.
И даже зная, что уже к зиме все это прекратится, а мы оба окажемся правы - я бы никогда не выбрала ничего другого.
К зиме все прекратится, и мы снова окажемся в темноте и пустоте, в разных галактиках. И всю зиму будет отчаянно страшно и темно, потому что пустота будет расти и шириться, и только к теплу мы поймем, что никто не может ничего решить за нас. И если мы хотим быть друзьями - мы можем ими быть.
Если и есть в жизни такие драматические обороты - то это обязательно должно быть на пользу. Именно так я решила в марте и принялась за дело. Почему у людей принято думать, что любовь - это высшее, что может связать мужчину и женщину? И, если она не сложилась, это непременно должно стать фатальным событием? Что, если есть чувство, гораздо более крепкое, чем любовь? И надо обязательно совершить ошибку, чтобы тебе открылся этот скилл? Если мы пережили это, и нам все еще не надоело.... Что будет в следующей жизни?
Стемнело очень быстро, и было уже очевидно, что мы не доберемся до точки заброски к вечеру. Хотя времени было и не много, погода явно портилась, и рисковать своими ногами на курумах в тумане совсем не хотелось. Небо очень быстро затягивало тяжелыми снежными тучами, и совсем скоро мы оказались в сумерках в непролазной тайге. Я налетаю на спину Руслана, совсем не ожидая, что он остановится. Я вообще мало что соображаю, едва успевая разбирать под ногами что-то кустарниковое или овражистое. Комок застрял в горле, и я то и дело вытирала щеки, все еще наивно полагая, что мои слезы не будут заметны.
-Что случилось? - спрашиваю я, оглядываясь и пытаясь понять, какую такую опасность видит он, но пока не вижу я.
-Пытаюсь сообразить, насколько сильно мы ушли на запад, - задумчиво произносит Руслан. - Здесь есть отличное место для ночевки.Что думаешь?
-М...
Я рассеянно оглядываю лес вокруг. Где-то по левую руку шумит река, если свернуть прямо сейчас - через минут двадцать окажемся на берегу, где можно нарыскать удобное место для стоянки. Палатка лежит у меня в рюкзаке, но последнее, что мне сейчас нужно - это оказаться в палатке с Русланом.
Но он явно имеет ввиду не берег реки. И спрашивает меня потому, что думает, будто я узнаю места. Надо собраться и осмотреться тщательнее.
-Бармытский кардон же где-то рядом? - вдруг понимаю я.
-Ага. Так что думаешь?
-Там крутая изба и всегда много еды. Погоду явно потеряем через пару часов.
-Значит, идем туда, - кивает Руслан и сворачивает к зарослям карликовой березки.
Вот дали небеса напарничка... Уж не знаю, как так вышло, и когда я упустила этот момент, но Руслан не очень жалует тропы. Звериные - еще может быть, но если есть возможность пойти напрямик, через бурелом или кусты, он всегда предпочтет этот вариант, чем обход по самой удобной тропе. Кусты березки цепляются за одежду, ноги проваливаются в рыхлую от корней почву, но мы быстро выходим на открытую поляну минут через десять.
На кардоне никого нет, но большая изба открыта. Это нормально, сколько таких изб раскидано по горам? Я сажусь на скамейку у стены и прижимаюсь к ней спиной.
Может, я простыла? Схватила какой-то вирус? Почему земля так отчаянно колеблется под ногами, и даже деревянная стена под лопатками ведет себя очень странно....
-Ты в порядке? - между делом спрашивает Руслан, кидая на меня короткий взгляд.
Я киваю, не особо заботясь о том, увидит он или нет. Мне хочется воды, а еще лучше - горячего чая.
Вспыхивает неясный свет - Руслан зажег несколько керосиновых ламп. Я хочу сказать, что у меня в рюкзаке есть свечи, но сил хватает только на слабое покашливание.
Я сижу и наблюдаю, как покинутое жилище наполняется светом. Руслан скидывает куртку, потом стаскивает флисовку и закидывает вещи на веревку, протянутую за большой печью. Мне бы тоже надо переодеться в сухое. Стягиваю мокрые ботинки, подцепив за пятку.
-Как думаешь, здесь есть кофе? - спрашиваю я, наблюдая, как Руслан открывает шкафчик у стола. -Или хотя бы сахар?
-Есть сахар, чай, кажется, лапша...надо проверить, давно ли она тут лежит. Короче, не помрем.
Неужели... Улыбнулся впервые за последние пять часов. Я уж думала, эту функцию у него отменили.
Я поднимаюсь и на ватных ногах бреду к огромным нарам, устеленным старым матрасом. Рюкзак волоку за собой, сейчас он кажется непреодолимо тяжелым.
Расстилаю по матрасу свой спальник и усаживаюсь на него, стягивая мокрую термуху. Будет круто, если в моем рюкзаке найдется что-то сухое.
-Почему ты плакала? - вдруг спрашивает Руслан, не оборачиваясь от стола и выставляя на него продукты из рюкзака. - Ты ведь не думаешь, что я не заметил?
Я вдыхаю, пытаясь сообразить, что ответить. Интересно, это настолько не очевидно? Или ему просто хочется услышать это от меня?
-Я не хочу, чтобы ты уезжал в Москву, - отвечаю я, понимая, что надо ливать с этой темы. Вообще с любой, которая не связана с ближайшей кормежкой, печкой и любыми другими бытовыми вещами. Но добавляю: - А от того, как просто ты об этом размышляешь, мне становится совсем тошно.
Руслан оборачивается и смотрит на меня так внимательно, как будто я сообщила что-то крайне важное.
-Я пока вроде никуда не собираюсь.
-Но говоришь об этом так, будто тебя совсем ничего не держит. И переезд в другую часть страны - такая мелочь, которую и обсуждать не стоит.
На стол с грохотом опускается металлическая кружка.
-А мне нужно спрашивать твоего разрешения?
Ну, вот. Собственно, к этому все и шло. К этому все и идет уже последние несколько дней. Решать, кто, что и кому должен совсем не хочу.
-Ты спросил - я ответила. На этом все, - тихо говоря я.
Слушаю, как он возится у печки и вдыхаю такой любимый с детства запах горящих дров. Скоро станет тепло, а это значит, что я смогу уснуть и не думать. А утром... утром я придумаю что-то еще.
Очень хочется спросить кучу всего. Почему Руслан на меня злится? А если не злится - что с ним такое? Почему взял на этот выезд именно меня, хотя спокойно мог взять Лешку, Аську...да кого угодно? В чем смысл этих молчаливых переходов? Но я боюсь, что любой мой вопрос повлечет за собой эти резкие гневные взгляды, и этот страх вызывает еще больше вопросов.
Я чувствую, как водолазка нагревается от тепла печки. Не знаю, кто придумал эту технологию термобелья, но руки и плечи начинают быстро согреваться. На печке начинает тихо гудеть чайник.
-Ритка, - я вдруг понимаю, что Руслан все это время стоит и смотрит на меня, прислонившись плечом к деревянному столбу, делящему избу на две части. - Ты с утра идешь и несешь в себе что-то, что я сам понять никак не могу. Рассказывать ты не хочешь, но ждешь, когда я начну спрашивать. Что спрашивать - я не знаю, но основательно заебался угадывать. Может, ты уже просто скажешь, что там осаждает твою голову?
Я понимаю, как много мне хочется сказать ему, но молчу, зная, как это разрушит то пространство, что нас сейчас окружает. Если дом сложится вдвое и уйдет под землю - я бы не удивилась. Надо вернуться к разговору о его возможном переезде и успокоиться на этом.
-Я просто вдруг поняла, что люблю тебя, - вдруг говорю я и замираю, надеясь, что эта фраза была озвучена только в моей голове.
Руслан молчит, но я слышу, как он вдохнул и не выдохнул.
-Как только я узнала, что ты думаешь о переводе, я перестала спать. При мысли, что ты сможешь уехать - мне становится страшно до тошноты, и я не сразу поняла, почему так. Мне стало так трудно говорить с тобой, что я стала просто молчать и наблюдать, и тогда-то все и встало на свои места. Ведь ты - самый крутой человек из всех, кого я знаю, и сейчас я могу тебя потерять. Даже если мы будем каждый день говорить в каком-нибудь вотсапе - все это не то, ведь я не смогу просто тебя увидеть. Дотронуться до тебя и увидеть, как ты невольно улыбаешься, когда едешь в горы. Я с ума сойду от мысли, что буду только представлять, что ты где-то в другом городе - представлять, но не видеть. Я настолько довела себя до этой грани, что просто не могу уже ни есть, ни спать.
Все это вывалилось из меня, как комок мокрого снега из ладошки. Я никогда не произносила этих фраз в своей голове, но они пришли откуда-то сами. Мне страшно поднять глаза и увидеть лицо Руслана, я думаю, что больше никогда не смогу поднять лицо и посмотреть на него. А он отлепился, наконец, от столба и сел рядом со мной.
-И ты решила, что ты меня любишь? - спросил он совершенно будничным голосом. Будто спрашивал, что заказать на обед.
Тогда я поняла, что была права - и все сейчас рухнет.
-Я понимаю, насколько это бредово звучит. Правда....понимаю. Но это то, что осаждает мою голову, как ты говоришь. Тебе больше не нужно угадывать. Вот и все.
Я с ужасом отрываю взгляд от пола и смотрю на него, но вижу, что Руслан тоже смотрит в одну точку на полу, будто меня и нет вовсе. Мне становится еще страшнее от тишины, что набухает над нами, как ледовая доска над палаткой. Она такая же плотная и жесткая, и ей ничего не стоит размазать нас по этому спальнику и полу.
-Ты что-нибудь скажешь? - спрашиваю я.
Руслан молчит, а я чувствую, как электризуется воздух вокруг него. Так просыпается злоба.
-Ровно два месяца назад мы с тобой сидели примерно в таком же месте, если помнишь. И это даже иронией назвать не получится.
Конечно, я помню. И понимаю, что все то, что услышу сейчас - вполне заслуженно.
-Я почти месяц подыхал от этой идеи. А когда сказал тебе - что ты мне ответила?
Я мотаю головой. Конечно, я помню, что я сказала. Сказать, что я тогда тоже едва не погибла - ничего не сказать.
-Так вот. Ты мне сказала тогда, что тот факт, что я думаю, что люблю тебя - не говорит о том, что это обязательно должно быть взаимным, - говорит Руслан, по-прежнему изучая пол. - Не знаю, догадываешься ли ты, как сильно это бьет по человеку. Но, если вдруг не догадываешься....
-Я ничего не требую от тебя, - быстро произношу я. -Тебе не нужно ничего с этим делать. Мне не нужна взаимность, - я вру, и от этого слезы снова закипают в глазах. - Возможно, и говорить не стоило, но это хотя бы честно. Как ты мне говорил тогда. Если помнишь.
Руслан кивнул, и вот мы снова молчим, хотя мне кажется, что он прекрасно слышит, о чем я думаю. А я прекрасно слышу, о чем думает он.
Я понимаю вдруг, что в этом и есть наша главная беда - ты не можешь быть нечестным, даже если очень захочешь. И как понять, почему так происходит? И насколько это нормально? Что для такой эмпатии нужно - расти вместе, быть слишком похожими, совпасть на каком-то астральном уровне?
И может ли выйти что-то хорошее из такой связи? Насколько опасной она бывает порой, может ли стать смертельной в конечном итоге? И как бы я жила, если бы в этом мире не было бы человека, знающего меня лучше, чем я сама?
А вообще, стоит признаться, что играем мы уже давно не на равных. Порой мне кажется, что я зависла где-то в одной поре, и мне остается только наблюдать и охреневать от того, как меняются те, кто рядом. Мне 27, а я все равно чувствую себя потерянным подростком, а Руслану - будто уже давно за 30. Я не знаю и половины его окружения и часто ловлю себя на мысли, что я понятия не имею, что происходит в его голове. Временами я даже не в курсе, что происходит в его жизни - смерть Лизки раскидала нас по каким-то совершенно разным галактикам, и я могу лишь догадываться, по каким темным дырам он бродит, когда на него нападает тоска.
Руслан молчит, и я молчу тоже, украдкой глядя в его сторону. Два месяца назад мы попали в полнейшую жопу. Ну, окей - в нее попала я, а Руслан, перепугавшийся до полусмерти моего сообщения о температуре, примчался меня спасать. Собственно, ничего страшного не случилось, просто я мастер влипать в непогоду в горах. Пока я смотрела, как довольная группа туристов грузилась в автобус, поняла, что дышать у меня почти не получается. Через пару часов к этому добавилась страшная головная боль и ломота. Еще через час - температура поднялась почти до сорока.
Мой трансфер был только следующим утром, я планировала заночевать в собственной же палатке, но ближе к ночи стало понятно, что мой план оборачивается совсем не той стороной.
Я позвонила Руслану по спутнику, а после несколько минут гадала - привиделось мне это или было на самом деле? Я как могла точно сообщила, где я, укуталась в спальник, выпила таблетку и отключилась. А проснулась от яркого света фар и ощущения, что меня куда-то несут.
Я проспала часов десять, а когда проснулась - обнаружила себя в купольном доме на самом отшибе базы. Надо было сразу добираться до нее, но я не рассчитывала уехать прямо с тропы. Печка топилась, было тепло и спокойно, а за стенами бушевала метель.
Руслан был уставший, встревоженный и раздраженный - он всегда так реагировал, когда я куда-то влипала. Он поил меня чаем, кормил горячим супом и ни о чем не спрашивал. Тогда мне показалось, что он просто зол на меня за то, что я сорвала его в выходной в горы, наговорив страшных слов про смерть и жар. А сейчас сижу себе, вполне живая. Но дело было совсем в другом.
Тогда, два месяца назад, мы сидели так же, на широких деревянных нарах и слушали, как трещит печка и орет ветер за стеной. И тогда я услышала, как страх за меня вдруг сформировал очень явное чувство, которое терзало Руслана задолго до. Но выразить его словами он сумел только сейчас.
Как же я тогда испугалась... Совсем не понимаю, чего именно. Возможно, мне было непонятно, как вообще можно любить меня вот такую - бледную, с кашлем и температурой.
И вот теперь, спустя шестьдесят один день, я поняла, о чем он говорил. Поняла, почувствовала, прозрела. Поняла, насколько больно говорила тогда, насколько неправильно и жестоко. Впрочем, сейчас он сможет мне отомстить и, наверное, будет прав. Я не хочу ждать, что он скажет. Может, Руслан окажется мудрее и просто промолчит. Боже, если бы можно было слететь с этой темы... Сделать вид, что я ничего не говорила, занять чем-то руки...
Я встаю и иду к столу, над которым висит старый шкафчик с посудой и провизией. Снимаю чайник, ставлю его рядом. Мне удобно - я стою спиной к Руслану, и мне не требуется прятаться и вытирать слезы. А они льются, как огромные водопады, и я удивляюсь тому, как еще могу дышать, не захлебываясь.
Насыпаю заварку в металлический заварник, заливаю ее кипятком.
-Слушай, я совсем не злюсь на тебя, - вдруг раздается голос у меня за спиной. - Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя так же, как я тогда, ведь ты все говорила правильно.
Мы слишком долго дружим, чтобы не бояться это потерять. А если что-то пойдет не так? Мы возненавидим друг друга, и тогда... что будет тогда?
-А что может пойти не так? - спрашиваю я, обернувшись.
-Я могу обидеть тебя. Кто, как не ты, знаешь, каким я могу быть, и кто, как не ты, знаешь, что это совершенно не поддается контролю. Самое последнее, что мне хочется - это причинять тебе боль, но я каждый раз умудряюсь это делать. И то, что ты прощаешь меня каждый раз - не укладывается в моей голове.
Я чувствую, как какие-то датчики и тумблеры в моей голове перестают работать. Это пугает, но я так устала бояться, что просто сбрасываю их с себя. Мне кажется, что если я не окажусь хотя бы на полшага ближе к Руслану - он растворится в снежной мгле за окнами, и я никогда не смогу его найти. Я подхожу ближе и прижимаюсь щекой к его плечу, я чувствую запах и понимаю, что от Руслана всегда пахнет горами - можжевельником, мхом и костром, а это самый любимый мой запах.
Мне кажется, что все вокруг растворяется, и стены вот-вот исчезнут, провалившись в снегопад, и этот снег окутает меня ледяным холодом, я жмурюсь крепче.
Руслан что-то говорит, но я почти его не слышу. Зачем слышать, если можно чувствовать? А я чувствую, как его ладонь скользит по моему плечу вниз, к локтю, а потом ложится на запястье, и я сжимаю его холодные пальцы своими. На моей руке остается мерцающий след от его ладони, и его я тоже чувствую.
Насколько неважным может стать целый огромный мир, если ты хотя бы на секунду ощутил, что счастлив, и это счастье - правильное? Стоят ли годы порой совершенно бестолковых бед одной минуты, когда можно просто стоять и чувствовать себя совершенно свободным и искрящимся? Если бы мне сказали, что после смерти я могу пережить заново только одно воспоминание, я бы даже думать не стала. Я бы бесчисленное количество раз переживала бы этот вечер, эту странную избу и ее тепло, этот горящий след на моей руке от его ладони. Я бы переживала снова и снова, как целовала его, а он отвечал.
И даже зная, что уже к зиме все это прекратится, а мы оба окажемся правы - я бы никогда не выбрала ничего другого.
К зиме все прекратится, и мы снова окажемся в темноте и пустоте, в разных галактиках. И всю зиму будет отчаянно страшно и темно, потому что пустота будет расти и шириться, и только к теплу мы поймем, что никто не может ничего решить за нас. И если мы хотим быть друзьями - мы можем ими быть.
Если и есть в жизни такие драматические обороты - то это обязательно должно быть на пользу. Именно так я решила в марте и принялась за дело. Почему у людей принято думать, что любовь - это высшее, что может связать мужчину и женщину? И, если она не сложилась, это непременно должно стать фатальным событием? Что, если есть чувство, гораздо более крепкое, чем любовь? И надо обязательно совершить ошибку, чтобы тебе открылся этот скилл? Если мы пережили это, и нам все еще не надоело.... Что будет в следующей жизни?
пятница, 03 сентября 2021
28/09/2012
Всегда мечтала испытать это - когда тебя везут на каталке по коридору больницы, рядом бежит врач и кто-то из знакомых, а ты, тем временем, считаешь лампы на потолке и пребываешь в шоке. В кино это показывают очень красиво, но на деле мне совсем не понравилось.
Я не помню, смотрела ли я на лампы, и бежал ли кто-то рядом со мной. Мне казалось, что меня поместили в огромную горячую ванну, и температура воды в ней доходит до предела терпимости. Еще немного - и я начну вариться заживо. Коридоры были нескончаемые, а боль никак не отступала. В итоге я провалилась в темноту, а проснулась от обжигающего жара на лбу.
Рука Руслана совсем не была горячей, мне просто так показалось. Поначалу меня позабавил его вид - никогда прежде он не смотрел на меня так, но потом боль вернулась, впрочем, не переходя опасной черты.
Я перевела взгляд и увидела Лизку. Она выглядела заплаканной, но заулыбалась, увидев, что я смотрю на нее.
-Привет, - проговорила она, пересаживаясь со стула на мою кровать.
"Храни небо Лизку", - подумала я. Как же я ее любила. Видимо, на улице было дождливо - рыжие волосы завились у висков, и Лиза собрала их в пучок. И даже такая - растрепанная, заплаканная, испуганная - она была настолько родной и милой, что я почувствовала, что все, наконец-то, в порядке.
Я не помню, ответила ли я ей что-то, но я попыталась улыбнуться. Не знаю, что отразилось на моем лице, но Лиза мгновенно отвернулась, а потом прижала к губам мою ладошку.
-Ты хоть что-нибудь помнишь? - осторожно спросил Руслан.
Я перестала смотреть на Лизу и перевела взгляд на него. Пожалуй, настолько напуганным я вижу его впервые. Наверное, я смотрю слишком пристально - Руслан начинает улыбаться. Улыбается нервно, потом смеется так же.
-Ты до смерти меня напугала, - тихо говорит он. - Никогда больше так не делай.
-Ладно, - говорю я и пугаюсь собственного голоса. Губы двигаются настолько тяжело и больно, будто заросли за ночь коростой, и теперь она трескалась от каждого слова. Нестерпимо болит голова, я стараюсь как-то свыкнуться с этой болью, и она опускается ниже, стоило сдвинуть акцент внимания. Левая рука в гипсе, правая - перепачкана йодом настолько, что она кажется мне чужой.
-Не плачь, - говорю я, видя, как Лизка пытается не выдавать слезы, сжимая губы. - Все хорошо. Я давно сплю?
-Спишь - не очень, - отозвался Руслан. - Ты была в операционной. Само собой, сразу после операции никого не пускали, кроме родных.
Я не слушаю, что он говорит дальше. Думаю о том, насколько это глупо, ведь кто, если не Руслан с Лизкой - родные? Что это за скотское правило? Явно ведь, что родители в другом городе, и когда я проснусь мне нужен будет кто-то, чтобы не было так страшно. Что плохого может сделать неродной человек, оказавшись в твоей палате?
-Смотри, что мы тебе принесли, - голос Лизы вырывает меня из раздумий.
Я следую глазами за ее голосом и вижу цветы. Пытаюсь вспомнить их название и не могу. Они красивые, и Лизка кладет их мне на коленки. Пытаюсь потрогать их пальцами, но двигаться у меня тоже не получается.
-Ты - самое великолепное существо из всех, кого я знаю, - сообщаю я и чувствую, как в глазах начинает жечь.
Руслан растерянно смотрит то на меня, то на нее - догадываюсь, как ему не улыбается оказаться в одной палате с двумя плачущими девушками.
-В воду поставь, - говорит он Лизке.
Пока та двигается к двери в душевую, он провожает ее глазами, потом смотрит на меня. От его взгляда мне захотелось уснуть обратно. И почему я не догадалась прикинуться, что мне очень-очень плохо? Я абсолютно не умею вести себя так, как чувствую. Мне быстро становится неловко, и я пытаюсь сводить все к шутке.
-Это от Максима, - говорит он. - Прилетит, как только сможет. У них непогода, аэропорт закрыт.
Это совсем не то, что он хочет сказать. Я это знаю.
-Ритка, - серьезно произносит Руслан. - Ты же расскажешь мне, что случилось?
В глазах снова становится горячо, и я отвожу от него взгляд..
-Я попала под машину, ты же знаешь, - тихо бормочу я.
-Я не о том. Что она хотела от тебя?
Я пропускаю один выдох, задерживая дыхание. Все-то он знает, подлец.
У меня несколько аккаунтов в соц.сетях, и я в них года с 9-го, если не раньше. И у меня много друзей, с которыми мы дружим уже семьями, но мало кто знает, что у меня есть сестра. Женя. Разница в возрасте у нас всего год, и, по идее, наше родство могло бы стать дружбой, но моя сестра столкнулась с психическим расстройством.
Точнее сказать, мы не знаем, что именно с ней не так, но ее совсем никак нет в моей жизни. И для меня это - огромная незатягивающаяся рана.
Все детство я тянулась к ней с невыразимой силой, большую часть юности - хотела быть на нее похожей и ждала ее одобрения. Одобрения я не получала, а вот перелом носа и сломанные ребра - получала.
У нее был целый ряд маний, которые не давали жить спокойно ни ей, ни нам, и если мама смогла как-то сделать вид, что ничего не происходит, у меня это не получилось.
Жене казалось, что за ней следят, ей казалось, что все хотят ее надурить и обмануть, ей казалось, что у всех есть какая-то выгода в том, чтобы сделать ей плохо. И мы бесконечно слушали ее невероятные истории о том, как она снова вывела кого-то на чистую воду.
Страшно подумать, что чувствовала по этому поводу мама. Я знала, что чувствую я, и эти чувства диктовали мне бежать со всех ног подальше от сестры.
В последние годы уже Женя искала моего внимания и делала это не самыми приятными методами. В последний раз ей показалось, что я украла деньги с ее банковской карты. Как я смогла это сделать, живя в другом городе, я не знала. Объяснять ничего не хотела и не собиралась.
Когда она приехала в мой город, я напряглась. Наверное, чутье или что-то в этом роде, но избегать встречи было бесполезно, и это во многом было связано не со мной. Мне было жаль сестру.
Если я буду избегать ее - она тут же решит, что права, и тогда ей станет еще хуже, еще страшнее. И тогда, кто знает...
Мы очень сильно поругались на улице. Я не помню, как так случилось, что все это вылилось в конфликт с рукоприкладством, я даже не могу понять, была ли я сама виновата в этом. Мы кричали друг на друга, а потом она меня толкнула.
Я оказалась на проезжей части и прямо под колесами автомобиля.
Дальше я помню только тот самый чертов коридор.
-Ты же в курсе, что тебе придется говорить об этом? - спрашивает Руслан. -Не со мной, так с ментами. Не ради себя, так ради водителя, он-то явно не виноват.
Я это знаю, и это пугает меня больше всего.
-Куча людей видела, как она тебя толкнула под колеса.
-Я не помню, - упрямо произнесла я.
-Если она это сделала специально?
-Я не помню.
Повисла тишина.
-Не помнишь - и не надо, - сверкнув в сторону Руслана глазами, произнесла Лизка, водружая на окно банку с моим букетом.
Они сидят рядом и смотрят на меня, а мне вдруг становится очень тепло и спокойно. Что может быть страшного, если эти двое - рядом? Лизка - очень смешная. Видно, что она много плакала, и из-за этого ее глаза смотрят совсем по-детски. Будто волшебную пыльцу разбрасывает, ей богу: смотришь на нее - и забываешь, что тебя волновало минуту назад.
-Что-нибудь хочешь? Тебе можно есть? Может, надо что-то вкусненькое? - спрашивает она, не понимая, почему я так вопросительно ее изучаю.
Я мотаю головой, насколько могу.
-На сколько вас сюда пустили?
Ребята переглянулись.
-С четырех до шести - приемные часы, - отвечает Руслан.
-Если я засну, а время еще останется - вы посидите тут, ладно?
Лиза улыбнулась:
-Я уговорю, чтобы разрешили остаться и после шести. В конце концов, захотят меня выгнать - пусть попробуют.
Мне становится страшно, как только я представляю, что останусь в палате одна. Безумно хочется плакать, но здравый смысл подсказывает, что слезы не сделают ничего приятного с моим истерзанным лицом. На самом деле - мне еще повезло.
Вероятней всего, всю картину я смогу узнать только завтра, когда схлынут шок и остатки наркоза. Мне еще предстоит совершенно отвратительный разговор с мамой. С сестрой, скорее всего, тоже, и я не знаю, что надо говорить им обеим.
Я разглядываю свою руку, чувствуя на себе взгляд Руслана. Мне кажется, я ощущаю его боль, и от этого мне становится еще хуже.
Больше всего его убивает беспомощность. Будь у меня брат - он бы уже лежал в соседней палате, но Женя - девушка, и только это спасает ее.
Руслан любит решать проблемы кулаками, хоть и старается с этим бороться. Но можно ли назвать такую историю - проблемой?
-Тебе больно? - вдруг спрашивает он, и я кожей чувствую, что он до последнего не хотел спрашивать. Есть у нас такое правило.
Я качаю головой, чувствуя, как трещит голова.
Лиза смотрит на Руслана, сжимает его ладонь, а потом шепчет ему что-то на ухо. Руслан смотрит на нее, и я начинаю чувствовать себя лишней, хотя это они у меня в гостях.
-Рит, я..мы хотим тебе кое-что рассказать, - сообщает Лиза. и я понимаю, что у нее есть что-то, о чем молчать она не может даже в таких обстоятельствах. - Не знаю, уместно это и вовремя ли - но вдруг хорошие новости тебя взбодрят?
Я вся обратилась в слух. Боже, пускай она скажет то, что я хочу услышать! Если есть в этом мире хорошие новости, то только одна...
-Мы вчера подали заявление в ЗАГС! - торжественно объявляет Лизка.
О, да. Это именно та новость. Я закрываю глаза и чувствую, как соленые обжигающие слезы катятся по щекам. Не знаю почему, но мне кажется, что я рада больше, чем они сами. Огромный кусок теплого масла расплывался по моему горлу, покрывая его желтым мягким одеялком. Он дотянулся до грудной клетки и замер где-то там.
Я открываю глаза и вижу две пары перепуганных глаз.
-Ребята, - говорю я, улыбаясь и чувствуя, как натягивается разодранная асфальтом кожа на щеке. - Вы же самые счастливые на свете. И я теперь тоже.
Лизка смеется, облегченно выдыхая, а Руслан продолжает смотреть на меня с напряженной тревогой.
-А мы с тобой должны будем напиться, - говорю я ему.- Обязательно. Ты проставляешься, помнишь?
Он нехотя улыбается, вспомнив, как мы спорили года три назад, кто окажется в ЗАГСе раньше. Он проиграл.
-Непременно.
Всегда мечтала испытать это - когда тебя везут на каталке по коридору больницы, рядом бежит врач и кто-то из знакомых, а ты, тем временем, считаешь лампы на потолке и пребываешь в шоке. В кино это показывают очень красиво, но на деле мне совсем не понравилось.
Я не помню, смотрела ли я на лампы, и бежал ли кто-то рядом со мной. Мне казалось, что меня поместили в огромную горячую ванну, и температура воды в ней доходит до предела терпимости. Еще немного - и я начну вариться заживо. Коридоры были нескончаемые, а боль никак не отступала. В итоге я провалилась в темноту, а проснулась от обжигающего жара на лбу.
Рука Руслана совсем не была горячей, мне просто так показалось. Поначалу меня позабавил его вид - никогда прежде он не смотрел на меня так, но потом боль вернулась, впрочем, не переходя опасной черты.
Я перевела взгляд и увидела Лизку. Она выглядела заплаканной, но заулыбалась, увидев, что я смотрю на нее.
-Привет, - проговорила она, пересаживаясь со стула на мою кровать.
"Храни небо Лизку", - подумала я. Как же я ее любила. Видимо, на улице было дождливо - рыжие волосы завились у висков, и Лиза собрала их в пучок. И даже такая - растрепанная, заплаканная, испуганная - она была настолько родной и милой, что я почувствовала, что все, наконец-то, в порядке.
Я не помню, ответила ли я ей что-то, но я попыталась улыбнуться. Не знаю, что отразилось на моем лице, но Лиза мгновенно отвернулась, а потом прижала к губам мою ладошку.
-Ты хоть что-нибудь помнишь? - осторожно спросил Руслан.
Я перестала смотреть на Лизу и перевела взгляд на него. Пожалуй, настолько напуганным я вижу его впервые. Наверное, я смотрю слишком пристально - Руслан начинает улыбаться. Улыбается нервно, потом смеется так же.
-Ты до смерти меня напугала, - тихо говорит он. - Никогда больше так не делай.
-Ладно, - говорю я и пугаюсь собственного голоса. Губы двигаются настолько тяжело и больно, будто заросли за ночь коростой, и теперь она трескалась от каждого слова. Нестерпимо болит голова, я стараюсь как-то свыкнуться с этой болью, и она опускается ниже, стоило сдвинуть акцент внимания. Левая рука в гипсе, правая - перепачкана йодом настолько, что она кажется мне чужой.
-Не плачь, - говорю я, видя, как Лизка пытается не выдавать слезы, сжимая губы. - Все хорошо. Я давно сплю?
-Спишь - не очень, - отозвался Руслан. - Ты была в операционной. Само собой, сразу после операции никого не пускали, кроме родных.
Я не слушаю, что он говорит дальше. Думаю о том, насколько это глупо, ведь кто, если не Руслан с Лизкой - родные? Что это за скотское правило? Явно ведь, что родители в другом городе, и когда я проснусь мне нужен будет кто-то, чтобы не было так страшно. Что плохого может сделать неродной человек, оказавшись в твоей палате?
-Смотри, что мы тебе принесли, - голос Лизы вырывает меня из раздумий.
Я следую глазами за ее голосом и вижу цветы. Пытаюсь вспомнить их название и не могу. Они красивые, и Лизка кладет их мне на коленки. Пытаюсь потрогать их пальцами, но двигаться у меня тоже не получается.
-Ты - самое великолепное существо из всех, кого я знаю, - сообщаю я и чувствую, как в глазах начинает жечь.
Руслан растерянно смотрит то на меня, то на нее - догадываюсь, как ему не улыбается оказаться в одной палате с двумя плачущими девушками.
-В воду поставь, - говорит он Лизке.
Пока та двигается к двери в душевую, он провожает ее глазами, потом смотрит на меня. От его взгляда мне захотелось уснуть обратно. И почему я не догадалась прикинуться, что мне очень-очень плохо? Я абсолютно не умею вести себя так, как чувствую. Мне быстро становится неловко, и я пытаюсь сводить все к шутке.
-Это от Максима, - говорит он. - Прилетит, как только сможет. У них непогода, аэропорт закрыт.
Это совсем не то, что он хочет сказать. Я это знаю.
-Ритка, - серьезно произносит Руслан. - Ты же расскажешь мне, что случилось?
В глазах снова становится горячо, и я отвожу от него взгляд..
-Я попала под машину, ты же знаешь, - тихо бормочу я.
-Я не о том. Что она хотела от тебя?
Я пропускаю один выдох, задерживая дыхание. Все-то он знает, подлец.
У меня несколько аккаунтов в соц.сетях, и я в них года с 9-го, если не раньше. И у меня много друзей, с которыми мы дружим уже семьями, но мало кто знает, что у меня есть сестра. Женя. Разница в возрасте у нас всего год, и, по идее, наше родство могло бы стать дружбой, но моя сестра столкнулась с психическим расстройством.
Точнее сказать, мы не знаем, что именно с ней не так, но ее совсем никак нет в моей жизни. И для меня это - огромная незатягивающаяся рана.
Все детство я тянулась к ней с невыразимой силой, большую часть юности - хотела быть на нее похожей и ждала ее одобрения. Одобрения я не получала, а вот перелом носа и сломанные ребра - получала.
У нее был целый ряд маний, которые не давали жить спокойно ни ей, ни нам, и если мама смогла как-то сделать вид, что ничего не происходит, у меня это не получилось.
Жене казалось, что за ней следят, ей казалось, что все хотят ее надурить и обмануть, ей казалось, что у всех есть какая-то выгода в том, чтобы сделать ей плохо. И мы бесконечно слушали ее невероятные истории о том, как она снова вывела кого-то на чистую воду.
Страшно подумать, что чувствовала по этому поводу мама. Я знала, что чувствую я, и эти чувства диктовали мне бежать со всех ног подальше от сестры.
В последние годы уже Женя искала моего внимания и делала это не самыми приятными методами. В последний раз ей показалось, что я украла деньги с ее банковской карты. Как я смогла это сделать, живя в другом городе, я не знала. Объяснять ничего не хотела и не собиралась.
Когда она приехала в мой город, я напряглась. Наверное, чутье или что-то в этом роде, но избегать встречи было бесполезно, и это во многом было связано не со мной. Мне было жаль сестру.
Если я буду избегать ее - она тут же решит, что права, и тогда ей станет еще хуже, еще страшнее. И тогда, кто знает...
Мы очень сильно поругались на улице. Я не помню, как так случилось, что все это вылилось в конфликт с рукоприкладством, я даже не могу понять, была ли я сама виновата в этом. Мы кричали друг на друга, а потом она меня толкнула.
Я оказалась на проезжей части и прямо под колесами автомобиля.
Дальше я помню только тот самый чертов коридор.
-Ты же в курсе, что тебе придется говорить об этом? - спрашивает Руслан. -Не со мной, так с ментами. Не ради себя, так ради водителя, он-то явно не виноват.
Я это знаю, и это пугает меня больше всего.
-Куча людей видела, как она тебя толкнула под колеса.
-Я не помню, - упрямо произнесла я.
-Если она это сделала специально?
-Я не помню.
Повисла тишина.
-Не помнишь - и не надо, - сверкнув в сторону Руслана глазами, произнесла Лизка, водружая на окно банку с моим букетом.
Они сидят рядом и смотрят на меня, а мне вдруг становится очень тепло и спокойно. Что может быть страшного, если эти двое - рядом? Лизка - очень смешная. Видно, что она много плакала, и из-за этого ее глаза смотрят совсем по-детски. Будто волшебную пыльцу разбрасывает, ей богу: смотришь на нее - и забываешь, что тебя волновало минуту назад.
-Что-нибудь хочешь? Тебе можно есть? Может, надо что-то вкусненькое? - спрашивает она, не понимая, почему я так вопросительно ее изучаю.
Я мотаю головой, насколько могу.
-На сколько вас сюда пустили?
Ребята переглянулись.
-С четырех до шести - приемные часы, - отвечает Руслан.
-Если я засну, а время еще останется - вы посидите тут, ладно?
Лиза улыбнулась:
-Я уговорю, чтобы разрешили остаться и после шести. В конце концов, захотят меня выгнать - пусть попробуют.
Мне становится страшно, как только я представляю, что останусь в палате одна. Безумно хочется плакать, но здравый смысл подсказывает, что слезы не сделают ничего приятного с моим истерзанным лицом. На самом деле - мне еще повезло.
Вероятней всего, всю картину я смогу узнать только завтра, когда схлынут шок и остатки наркоза. Мне еще предстоит совершенно отвратительный разговор с мамой. С сестрой, скорее всего, тоже, и я не знаю, что надо говорить им обеим.
Я разглядываю свою руку, чувствуя на себе взгляд Руслана. Мне кажется, я ощущаю его боль, и от этого мне становится еще хуже.
Больше всего его убивает беспомощность. Будь у меня брат - он бы уже лежал в соседней палате, но Женя - девушка, и только это спасает ее.
Руслан любит решать проблемы кулаками, хоть и старается с этим бороться. Но можно ли назвать такую историю - проблемой?
-Тебе больно? - вдруг спрашивает он, и я кожей чувствую, что он до последнего не хотел спрашивать. Есть у нас такое правило.
Я качаю головой, чувствуя, как трещит голова.
Лиза смотрит на Руслана, сжимает его ладонь, а потом шепчет ему что-то на ухо. Руслан смотрит на нее, и я начинаю чувствовать себя лишней, хотя это они у меня в гостях.
-Рит, я..мы хотим тебе кое-что рассказать, - сообщает Лиза. и я понимаю, что у нее есть что-то, о чем молчать она не может даже в таких обстоятельствах. - Не знаю, уместно это и вовремя ли - но вдруг хорошие новости тебя взбодрят?
Я вся обратилась в слух. Боже, пускай она скажет то, что я хочу услышать! Если есть в этом мире хорошие новости, то только одна...
-Мы вчера подали заявление в ЗАГС! - торжественно объявляет Лизка.
О, да. Это именно та новость. Я закрываю глаза и чувствую, как соленые обжигающие слезы катятся по щекам. Не знаю почему, но мне кажется, что я рада больше, чем они сами. Огромный кусок теплого масла расплывался по моему горлу, покрывая его желтым мягким одеялком. Он дотянулся до грудной клетки и замер где-то там.
Я открываю глаза и вижу две пары перепуганных глаз.
-Ребята, - говорю я, улыбаясь и чувствуя, как натягивается разодранная асфальтом кожа на щеке. - Вы же самые счастливые на свете. И я теперь тоже.
Лизка смеется, облегченно выдыхая, а Руслан продолжает смотреть на меня с напряженной тревогой.
-А мы с тобой должны будем напиться, - говорю я ему.- Обязательно. Ты проставляешься, помнишь?
Он нехотя улыбается, вспомнив, как мы спорили года три назад, кто окажется в ЗАГСе раньше. Он проиграл.
-Непременно.
понедельник, 30 августа 2021
30.08.21
Конец лета мне всегда тяжело дается. Порой обидно прямо до слез: ты вроде бы видишь эти все еще солнечные дни, но они убегают, как песок сквозь пальцы. И время вдруг ускоряется настолько, что и понять не успеваешь, куда исчезают последние две недели августа.
В последнюю пару дней мне начало казаться, что я снова выбралась на поверхность. Появилось очень странное ощущение хрупкого контроля. Но есть такая часть меня, которую я стремлюсь закрыть наглухо. Я даже визуализирую, как в моей голове появляется дверка, которую я отчаянно заколачиваю большими такими гвоздями. Но нынче кто-то, кто за ней спрятан, совсем распоясался.
Собственно, стоит уже посмотреть правде в глаза и понять, что оно все равно вылезет. Вылезет, выползет, растечется... И мне придется или как-то принять это или снова куда-то спрятать. Как гасить больной зуб анальгином. Все равно потом окажешься у стоматолога с разинутой пастью.
Когда я начинаю думать о том, где оказалась - мне становится страшно. И этот страх не вызван уже окончанием лета, больным коленом или усталостью. Он очень объективен, и от того кажется еще больше пугающим.
И как бы вроде ясно, что с этим делать, и на меня вдруг обрушились инструменты, которые могут мне помочь. Но как только я получила их - я села на пол и расплакалась. Это не самая свойственная мне черта.
Хочется бежать и прятаться, но я знаю, что так делать не стоит. Это прямо губительная херня. Но ноги сами несут куда-то.
Надо взять себя в руки и сконцентрироваться на том, что сейчас важно. На то, кто сейчас важен.
Стараюсь совсем не думать о Руслане. С каждой неделей становится все сложнее.
Но это проходимо. Прошли один раз - пройдем и снова.
Собственно, через день начнется сентябрь. И начнется он с новой работы, что бы это не значило. Ура, наверное.
Конец лета мне всегда тяжело дается. Порой обидно прямо до слез: ты вроде бы видишь эти все еще солнечные дни, но они убегают, как песок сквозь пальцы. И время вдруг ускоряется настолько, что и понять не успеваешь, куда исчезают последние две недели августа.
В последнюю пару дней мне начало казаться, что я снова выбралась на поверхность. Появилось очень странное ощущение хрупкого контроля. Но есть такая часть меня, которую я стремлюсь закрыть наглухо. Я даже визуализирую, как в моей голове появляется дверка, которую я отчаянно заколачиваю большими такими гвоздями. Но нынче кто-то, кто за ней спрятан, совсем распоясался.
Собственно, стоит уже посмотреть правде в глаза и понять, что оно все равно вылезет. Вылезет, выползет, растечется... И мне придется или как-то принять это или снова куда-то спрятать. Как гасить больной зуб анальгином. Все равно потом окажешься у стоматолога с разинутой пастью.
Когда я начинаю думать о том, где оказалась - мне становится страшно. И этот страх не вызван уже окончанием лета, больным коленом или усталостью. Он очень объективен, и от того кажется еще больше пугающим.
И как бы вроде ясно, что с этим делать, и на меня вдруг обрушились инструменты, которые могут мне помочь. Но как только я получила их - я села на пол и расплакалась. Это не самая свойственная мне черта.
Хочется бежать и прятаться, но я знаю, что так делать не стоит. Это прямо губительная херня. Но ноги сами несут куда-то.
Надо взять себя в руки и сконцентрироваться на том, что сейчас важно. На то, кто сейчас важен.
Стараюсь совсем не думать о Руслане. С каждой неделей становится все сложнее.
Но это проходимо. Прошли один раз - пройдем и снова.
Собственно, через день начнется сентябрь. И начнется он с новой работы, что бы это не значило. Ура, наверное.
четверг, 26 августа 2021
24.08.2009
-Ты же понимаешь, что он скоро уедет? - спрашивает Руслан, и мне вдруг становится очень холодно от его слов.
Я совсем не задумывалась об этом, и сейчас, когда слова Руслана сделали этот факт невероятно реальным, мне стало страшно. Я понятия не имела, что буду делать, когда Максим уедет.
Мы сидим на нашей крыше, а над нами - апельсиновое солнце, какое бывает только в конце августа: теплое, чтобы еще зваться летним, но уже не обжигающее.
-Странно, я ведь совсем не думала об этом, - произношу я. - Мне в голову не приходило, что он может уехать. Ну, то есть, я знаю, что мы все разъедемся, но совсем не хотела в это верить.
-Ну, это не так смертельно, как ты думаешь. Мы все будем учиться в одном городе, - отзывается Руслан. - Но тут дело в другом.
-Ой, знаю я, что ты скажешь...
-На самом деле, Макс - единственный, к кому бы у меня не было вопросов, если бы у вас что-то было. Но он старше. И не факт, что воспринимает тебя всерьез.
С каждым его словом мне становится все холоднее и холоднее. Страх накатывает волнами, и я не понимаю, чего боюсь больше - того, что Руслан прав, или того, что нет.
-И вы ни разу не говорили с ним обо мне? - спрашиваю я.
Руслан молчит. И вот опять. Что страшнее? Узнать, что Максим даже не говорил обо мне? Или узнать, что говорил, но не то, что мне бы хотелось услышать?
-Говорили, - наконец отвечает Руслан, но больше никакой информации я не получаю.
-У него есть девушка?
Руслан смеется:
-Нет.
-Почему ты смеешься?
-Я не смеюсь.
Смеется еще больше.
-Это - скотство. Говори быстро! - толкаю его в плечо.
Руслан смотрит на меня, но, видимо, на моем лице что-то слишком жалостливое.
-Ладно, - смилостивился он и обнял меня за плечи. - Я просто думал, что в конце лета мы будем сидеть на крыше и говорить о том, какой стремный у Лизки парень. А вышло вон че...
Лизка приехала в начале июля и привезла с собой Антона.
Антоном звали крепкое, жилистое, но почти прозрачное существо с несколькими плетеными браслетами на запястьях и светлыми вьющимися волосами. Прозрачным мы его прозвали от того, что разглядеть в нем что-либо было практически невозможно. Он что-то говорил о музыке, которую слушает, книгах, которые читает, но эта информация ускользала из памяти очень быстро. Честно говоря, спустя неделю после его приезда, я все еще с трудом вспоминала его имя. Руслана хватило и того меньше - очень быстро он слился, и тогда мне показалось, что это все из-за ревности. Собственно, именно поэтому я не особо терзала его, мы развлекались втроем.
И если бы я сразу узнала, в чем причина отсутствия Руслана - я бы не тратила на Антона ни минуты. Лизке, к сожалению, тоже вряд ли бы получилось отвоевать внимание. Все дело в том, что тем летом в наших горах появился Максим.
Надо понимать, что наша дружба с Русланом редко включала кого-то еще. У нас были друзья, общая компания, но рядом с нами двумя никогда не возникало кого-то, такого же весомого. Я всегда знала, с кем дружит Руслан, но редко питала интерес к этим людям. А если питала - всегда могла наладить контакт. С Максимом было все иначе.
Он был старше, причем старше Руслана. Тем летом мне было 18, а Максиму исполнилось 22. Разница в возрасте мне никогда не мешала, но здесь все было иначе - Руслан просто игнорировал все мои вопросы о своем новом загадочном друге. Может, было бы лучше, если бы так оно и было, но как-то в августе, после отъезда Лизы, я разозлилась и потребовала внимания. Приехала к реке, где оба тусовались, и поняла, что сделала это напрасно.
Я не помню, что Максим спрашивал у меня, не помню, отвечала ли я что-то. Я просто сидела на траве и смотрела на него, понимая, что никогда не встречала таких красивых людей. У него был очень теплый карий взгляд и совершенно убивающая мою адекватность ямочка на левой щеке. Она появлялась каждый раз, когда он улыбался, но происходило это нечасто. Максим что-то говорил мне, а я не слышала, наблюдая только, как смеются его глаза, а сам он остается серьезным.
Догадываюсь, как это бесило Руслана - я вторглась без приглашения на их скальную тренировку. Меня мало это волновало.
Максим учился в академии вместе с Русланом, но на пару курсов старше. Его отец как-то на Алтае познакомился с отцом Руслана, и тот уговорил его приехать к нам - посмотреть горы, половить рыбу. Отцу Максима здесь так понравилось, что он решил переехать. Собственно, поэтому Максим и приехал нынче сюда - навестить отца и полазать на окрестных скалах.
Я не знала, как они с Русланом познакомились и давно ли, но их склеило накрепко, и уже потом, когда меня немного подотпустило, я вдруг заметила, что они похожи, как братья. Собственно, после так многие и считали, и ребят крайне забавляло это. А еще странным было то, что в нашей паре Руслан всегда был старше, а в их тандеме роль старшего брата лежала на Максиме.
Последующие дни Руслану уже не удалось от меня отмахнуться - я ездила с ними. По-моему, в ту неделю я вряд ли сказала хотя бы десяток слов. Я смотрела, как они лазают и провешивают веревки, опускала ноги в ледяные горные реки, грела руки у костров вечерами и слушала. Мне казалось, что во мне - вакуум, который просто необходимо заполнять этим новым голосом. Я слушала, как Максим говорит о Кавказе и Памире, о своем отце и их совместных экспедициях, о звездах, которые в августе раскидывались над нашим городком, как гирлянда. И каждый раз мне казалось, что я всегда слышала этот голос, но только не здесь, не в этой жизни. Я будто вспомнила его, хотя забыла уже очень давно.
Первое время я еще замечала, как настороженно Руслан переводит взгляд с Максима на меня и обратно, но потом, видимо, он успокоился, поняв, что я никак не мешаю их компании. И я была очень рада, что он не поддергивает меня за совершенно несвойственное мне молчание. А я правда почти не говорила - мне казалось, что любое мое слово сможет сломать ту магию, что поселяется у меня между лопаток, стоило мне услышать голос Максима.
А потом я чуть не упала, запнувшись о корень, и Максим подхватил меня за локоть. Я весь день гладила этот локоть, чувствуя, как горит кожа от его пальцев.
И все это было очень странным и несвойственным мне. К 18 годам я уже влюблялась, но никогда не ощущала ничего даже издалека похожего. Я даже не могла назвать это влюбленностью. Тогда мне казалось, что когда Максим и его голос появились в моей плоскости, я вдруг вернулась домой.
К концу августа мне стало проще, и мы даже несколько раз говорили один на один, но вряд ли эти разговоры можно было назвать чем-то весомым. Мне становилось холодно, стоило Максиму не появиться у Руслана, и я судорожно узнавала, где он, и почему этот день проводит не с нами. Я изводила Руслана расспросами, и он - благослови небо этого человека! - терпеливо отвечал мне, не наезжая. Окажись я на его месте - все было бы намного хуже.
В конце концов, за пару дней до отъезда Максима, я сама вызвалась отвезти его в аэропорт, и Руслан не стал мешать. Я очень долго хранила в памяти те два часа дороги в соседний город, но они по-прежнему не проступают чем-то четким. Я не помню, о чем мы говорили, но помню, как мне нравилось говорить. Впервые я не дрожала, не несла околесицу, не боялась. Впрочем, нет - я боялась обратной дороги. Провести пару час наедине с собой в таком состоянии меня ни раз не прельщало.
Я очень жалела, что аэропорт - такой маленький, от парковки до расставания идти совсем ни о чем. Но пока мы брели по блестящим лестницам, Максим вдруг взял меня за руку - уже не помню, зачем, но на это были какие-то очень приземленные причины. А вот тот факт, что мои пальцы пробыли в его ладони намного дольше нужного - приземленным не назвать.
У меня уже полчаса ком стоял в горле, а слезы подступали к глазам.
-Интересное лето, - сообщил Максим. Я не слушала его, размышляя, что стоило бы записать его голос на телефон. - Какие планы дальше?
Я вынырнула из своих размышлений, сжимая собственную ладонь, которая несколько секунд назад освободилась из его пальцев.
-Очень прозаичные - через пару недель вернусь на учебу, - ответила я.
-Где ты учишься, напомни?
-В Новосибирске, - рассеянно сообщила я, сообразив, что он, вероятно, имел ввиду название ВУЗа.
Но Максима интересовало не это. Он вдруг замедлил шаг.
-Почему я только сейчас узнаю, что вы с Русланом учитесь в одном городе? -спросил он.
-Эм...
-Вот чертяга.
-А ты спрашивал?
-Спрашивал, конечно.
По щекам к ключицам потекли теплые волны. Я увидела, как ямочка на его щеке возникла и тут же пропала.
-Что же, значит, мы не прощаемся?
Я не нашла, что ответить, чувствуя, как полыхают мои щеки.
Я не знала, к какому воспоминанию или ощущению кидаться в первую очередь. Передо мной будто разложили несколько кучек разного шоколада. Я сидела в машине и прокручивала перед глазами улыбку Максима, которая, как мне тогда казалось, отличалась от всех его прежних улыбок. Мне так хотелось, чтобы я могла воспроизводить эту картинку в своей памяти еще долго-долго, но потом я сбивалась на другое. Я вспоминала, как обняла его перед отлетом, и все еще ощущала, каким теплым лучиком отпечаталась его ладонь на моих лопатках.
Стоило первому острому восторгу отпустить меня, как в голове сразу потекли совершенно бытовые мысли. Надо было позвонить маме и сказать, что выезжаю. Надо бы позвонить Лизке и рассказать ей обо всем этом. Надо бы позвонить Руслану и пообещать убить его по приезду - он целое лето издевался надо мной. Я наговорила огромное сообщение на его голосовую почту, так и не дождавшись его ответа.
Через несколько минут получила смс: "Если меня это спасет - Макс спрашивал, какие цветы ты любишь. Если я ошибся - можешь убить меня прямо в аэропорту через неделю".
-Ты же понимаешь, что он скоро уедет? - спрашивает Руслан, и мне вдруг становится очень холодно от его слов.
Я совсем не задумывалась об этом, и сейчас, когда слова Руслана сделали этот факт невероятно реальным, мне стало страшно. Я понятия не имела, что буду делать, когда Максим уедет.
Мы сидим на нашей крыше, а над нами - апельсиновое солнце, какое бывает только в конце августа: теплое, чтобы еще зваться летним, но уже не обжигающее.
-Странно, я ведь совсем не думала об этом, - произношу я. - Мне в голову не приходило, что он может уехать. Ну, то есть, я знаю, что мы все разъедемся, но совсем не хотела в это верить.
-Ну, это не так смертельно, как ты думаешь. Мы все будем учиться в одном городе, - отзывается Руслан. - Но тут дело в другом.
-Ой, знаю я, что ты скажешь...
-На самом деле, Макс - единственный, к кому бы у меня не было вопросов, если бы у вас что-то было. Но он старше. И не факт, что воспринимает тебя всерьез.
С каждым его словом мне становится все холоднее и холоднее. Страх накатывает волнами, и я не понимаю, чего боюсь больше - того, что Руслан прав, или того, что нет.
-И вы ни разу не говорили с ним обо мне? - спрашиваю я.
Руслан молчит. И вот опять. Что страшнее? Узнать, что Максим даже не говорил обо мне? Или узнать, что говорил, но не то, что мне бы хотелось услышать?
-Говорили, - наконец отвечает Руслан, но больше никакой информации я не получаю.
-У него есть девушка?
Руслан смеется:
-Нет.
-Почему ты смеешься?
-Я не смеюсь.
Смеется еще больше.
-Это - скотство. Говори быстро! - толкаю его в плечо.
Руслан смотрит на меня, но, видимо, на моем лице что-то слишком жалостливое.
-Ладно, - смилостивился он и обнял меня за плечи. - Я просто думал, что в конце лета мы будем сидеть на крыше и говорить о том, какой стремный у Лизки парень. А вышло вон че...
Лизка приехала в начале июля и привезла с собой Антона.
Антоном звали крепкое, жилистое, но почти прозрачное существо с несколькими плетеными браслетами на запястьях и светлыми вьющимися волосами. Прозрачным мы его прозвали от того, что разглядеть в нем что-либо было практически невозможно. Он что-то говорил о музыке, которую слушает, книгах, которые читает, но эта информация ускользала из памяти очень быстро. Честно говоря, спустя неделю после его приезда, я все еще с трудом вспоминала его имя. Руслана хватило и того меньше - очень быстро он слился, и тогда мне показалось, что это все из-за ревности. Собственно, именно поэтому я не особо терзала его, мы развлекались втроем.
И если бы я сразу узнала, в чем причина отсутствия Руслана - я бы не тратила на Антона ни минуты. Лизке, к сожалению, тоже вряд ли бы получилось отвоевать внимание. Все дело в том, что тем летом в наших горах появился Максим.
Надо понимать, что наша дружба с Русланом редко включала кого-то еще. У нас были друзья, общая компания, но рядом с нами двумя никогда не возникало кого-то, такого же весомого. Я всегда знала, с кем дружит Руслан, но редко питала интерес к этим людям. А если питала - всегда могла наладить контакт. С Максимом было все иначе.
Он был старше, причем старше Руслана. Тем летом мне было 18, а Максиму исполнилось 22. Разница в возрасте мне никогда не мешала, но здесь все было иначе - Руслан просто игнорировал все мои вопросы о своем новом загадочном друге. Может, было бы лучше, если бы так оно и было, но как-то в августе, после отъезда Лизы, я разозлилась и потребовала внимания. Приехала к реке, где оба тусовались, и поняла, что сделала это напрасно.
Я не помню, что Максим спрашивал у меня, не помню, отвечала ли я что-то. Я просто сидела на траве и смотрела на него, понимая, что никогда не встречала таких красивых людей. У него был очень теплый карий взгляд и совершенно убивающая мою адекватность ямочка на левой щеке. Она появлялась каждый раз, когда он улыбался, но происходило это нечасто. Максим что-то говорил мне, а я не слышала, наблюдая только, как смеются его глаза, а сам он остается серьезным.
Догадываюсь, как это бесило Руслана - я вторглась без приглашения на их скальную тренировку. Меня мало это волновало.
Максим учился в академии вместе с Русланом, но на пару курсов старше. Его отец как-то на Алтае познакомился с отцом Руслана, и тот уговорил его приехать к нам - посмотреть горы, половить рыбу. Отцу Максима здесь так понравилось, что он решил переехать. Собственно, поэтому Максим и приехал нынче сюда - навестить отца и полазать на окрестных скалах.
Я не знала, как они с Русланом познакомились и давно ли, но их склеило накрепко, и уже потом, когда меня немного подотпустило, я вдруг заметила, что они похожи, как братья. Собственно, после так многие и считали, и ребят крайне забавляло это. А еще странным было то, что в нашей паре Руслан всегда был старше, а в их тандеме роль старшего брата лежала на Максиме.
Последующие дни Руслану уже не удалось от меня отмахнуться - я ездила с ними. По-моему, в ту неделю я вряд ли сказала хотя бы десяток слов. Я смотрела, как они лазают и провешивают веревки, опускала ноги в ледяные горные реки, грела руки у костров вечерами и слушала. Мне казалось, что во мне - вакуум, который просто необходимо заполнять этим новым голосом. Я слушала, как Максим говорит о Кавказе и Памире, о своем отце и их совместных экспедициях, о звездах, которые в августе раскидывались над нашим городком, как гирлянда. И каждый раз мне казалось, что я всегда слышала этот голос, но только не здесь, не в этой жизни. Я будто вспомнила его, хотя забыла уже очень давно.
Первое время я еще замечала, как настороженно Руслан переводит взгляд с Максима на меня и обратно, но потом, видимо, он успокоился, поняв, что я никак не мешаю их компании. И я была очень рада, что он не поддергивает меня за совершенно несвойственное мне молчание. А я правда почти не говорила - мне казалось, что любое мое слово сможет сломать ту магию, что поселяется у меня между лопаток, стоило мне услышать голос Максима.
А потом я чуть не упала, запнувшись о корень, и Максим подхватил меня за локоть. Я весь день гладила этот локоть, чувствуя, как горит кожа от его пальцев.
И все это было очень странным и несвойственным мне. К 18 годам я уже влюблялась, но никогда не ощущала ничего даже издалека похожего. Я даже не могла назвать это влюбленностью. Тогда мне казалось, что когда Максим и его голос появились в моей плоскости, я вдруг вернулась домой.
К концу августа мне стало проще, и мы даже несколько раз говорили один на один, но вряд ли эти разговоры можно было назвать чем-то весомым. Мне становилось холодно, стоило Максиму не появиться у Руслана, и я судорожно узнавала, где он, и почему этот день проводит не с нами. Я изводила Руслана расспросами, и он - благослови небо этого человека! - терпеливо отвечал мне, не наезжая. Окажись я на его месте - все было бы намного хуже.
В конце концов, за пару дней до отъезда Максима, я сама вызвалась отвезти его в аэропорт, и Руслан не стал мешать. Я очень долго хранила в памяти те два часа дороги в соседний город, но они по-прежнему не проступают чем-то четким. Я не помню, о чем мы говорили, но помню, как мне нравилось говорить. Впервые я не дрожала, не несла околесицу, не боялась. Впрочем, нет - я боялась обратной дороги. Провести пару час наедине с собой в таком состоянии меня ни раз не прельщало.
Я очень жалела, что аэропорт - такой маленький, от парковки до расставания идти совсем ни о чем. Но пока мы брели по блестящим лестницам, Максим вдруг взял меня за руку - уже не помню, зачем, но на это были какие-то очень приземленные причины. А вот тот факт, что мои пальцы пробыли в его ладони намного дольше нужного - приземленным не назвать.
У меня уже полчаса ком стоял в горле, а слезы подступали к глазам.
-Интересное лето, - сообщил Максим. Я не слушала его, размышляя, что стоило бы записать его голос на телефон. - Какие планы дальше?
Я вынырнула из своих размышлений, сжимая собственную ладонь, которая несколько секунд назад освободилась из его пальцев.
-Очень прозаичные - через пару недель вернусь на учебу, - ответила я.
-Где ты учишься, напомни?
-В Новосибирске, - рассеянно сообщила я, сообразив, что он, вероятно, имел ввиду название ВУЗа.
Но Максима интересовало не это. Он вдруг замедлил шаг.
-Почему я только сейчас узнаю, что вы с Русланом учитесь в одном городе? -спросил он.
-Эм...
-Вот чертяга.
-А ты спрашивал?
-Спрашивал, конечно.
По щекам к ключицам потекли теплые волны. Я увидела, как ямочка на его щеке возникла и тут же пропала.
-Что же, значит, мы не прощаемся?
Я не нашла, что ответить, чувствуя, как полыхают мои щеки.
Я не знала, к какому воспоминанию или ощущению кидаться в первую очередь. Передо мной будто разложили несколько кучек разного шоколада. Я сидела в машине и прокручивала перед глазами улыбку Максима, которая, как мне тогда казалось, отличалась от всех его прежних улыбок. Мне так хотелось, чтобы я могла воспроизводить эту картинку в своей памяти еще долго-долго, но потом я сбивалась на другое. Я вспоминала, как обняла его перед отлетом, и все еще ощущала, каким теплым лучиком отпечаталась его ладонь на моих лопатках.
Стоило первому острому восторгу отпустить меня, как в голове сразу потекли совершенно бытовые мысли. Надо было позвонить маме и сказать, что выезжаю. Надо бы позвонить Лизке и рассказать ей обо всем этом. Надо бы позвонить Руслану и пообещать убить его по приезду - он целое лето издевался надо мной. Я наговорила огромное сообщение на его голосовую почту, так и не дождавшись его ответа.
Через несколько минут получила смс: "Если меня это спасет - Макс спрашивал, какие цветы ты любишь. Если я ошибся - можешь убить меня прямо в аэропорту через неделю".
среда, 25 августа 2021
Короче, нихрена я не понимаю. Знаю многое, но не понимаю ни капельки.
Если вот прямо сейчас ко мне подойдет кто-то и скажет, мол, не знаю, как быть, чувствую, что проваливаюсь в депрессию, я расскажу ему, почему он чувствует то, что чувствует. Почему так. с чем это связано, как ему начать бороться с этим. Но сама с собой сделать пока ничего не могу. Эти качели с ооочень большим шагом, и каждый день они будто бы больше. То мне кажется, что я - самый счастливый человек в мире, и мне хочется плакать от счастья, а то не могу найти в себе сил подняться на ноги с утра.
Сегодня день из разряда второго варианта. Очень-очень тяжело. А еще - довольно забавно.
Сижу в кофейне и понимаю, что вижу свое отражение. Сегодня, как ни странно, мне впервые нравится, как легла уже такая отросшая челка, а августовское солнце хорошо подсушило и очистило кожу. И даже стрелки сегодня сделала, и они идеальны. Что с этим миром не так?) Сколько лет я не сдаюсь со стрелками, и сколько раз за это время они получались такими? Раз-два и обчелся. Но сегодня лежат, как влитые. Чудеса.
В общем, странное чувство: я понимаю, что выгляжу лучше, чем когда-либо, но чувствую себя отвратительно.
Не очень понимаю, что делать с работой. С июня нет нужного объема для нормы, и я не в курсе, что с этим делать.
Если вот прямо сейчас ко мне подойдет кто-то и скажет, мол, не знаю, как быть, чувствую, что проваливаюсь в депрессию, я расскажу ему, почему он чувствует то, что чувствует. Почему так. с чем это связано, как ему начать бороться с этим. Но сама с собой сделать пока ничего не могу. Эти качели с ооочень большим шагом, и каждый день они будто бы больше. То мне кажется, что я - самый счастливый человек в мире, и мне хочется плакать от счастья, а то не могу найти в себе сил подняться на ноги с утра.
Сегодня день из разряда второго варианта. Очень-очень тяжело. А еще - довольно забавно.
Сижу в кофейне и понимаю, что вижу свое отражение. Сегодня, как ни странно, мне впервые нравится, как легла уже такая отросшая челка, а августовское солнце хорошо подсушило и очистило кожу. И даже стрелки сегодня сделала, и они идеальны. Что с этим миром не так?) Сколько лет я не сдаюсь со стрелками, и сколько раз за это время они получались такими? Раз-два и обчелся. Но сегодня лежат, как влитые. Чудеса.
В общем, странное чувство: я понимаю, что выгляжу лучше, чем когда-либо, но чувствую себя отвратительно.
Не очень понимаю, что делать с работой. С июня нет нужного объема для нормы, и я не в курсе, что с этим делать.
воскресенье, 22 августа 2021
12/06/2009
Как-то слишком переоценивают в нашем обществе совершеннолетие. Мне уже почти полгода, как 18, но я по-прежнему не понимаю, в чем фишка. Лето обходится со мной слишком жестоко, и, вместо гор и свежести туманных хвойных лесов, я вдыхаю запах метро - сессия в самом разгаре, будь она не ладна. Впрочем, запах метро поразил меня сразу, стоило только оказаться в подземке впервые, и сейчас я млею от этой ароматной прохлады, хотя и начинаю немного нервничать.
Мне 18, и я - студентка первого курса. Учеба вынудила меня переехать в большой город, и я только недавно отвязалась от паршивой привычки сжимать до скрежета зубы, чтобы не расплакаться - так сильно я скучала по дому. Билет на самолет домой уже лежал, и мне оставалось подождать совсем чуть-чуть, а там бы передо мной легло наше холодное, ароматное лето, полное дождей, ледников и снежных горных шапок.
Я нервничаю, потому что Руслан опаздывает, а это ему совсем несвойственно. Сейчас я уже подозреваю, что у него, очевидно, было что-то похожее на обсессивно-компульсивное расстройство: опоздание и непорядок дома для него были смерти подобны. Сегодня я должна была наконец-то встретиться с Лизкой, и это доставляло мне намного больше дискомфорта, чем я рассчитывала. И это странно, ведь с Лизкой - все хорошо.
Других слов и не придумаешь, ведь Лиза - самая прекрасная и звонкая история в нашей жизни. Я видела ее всего пару раз, но почему-то сразу обратила на нее внимание. И дело даже не в том, что она была очень красивой: стройной, с выступающими ключицами и прозрачной кожей, с мягкими медными волосами и миниатюрным ростом. У нее совершенно по-особенному светились глаза, и она, как солнце, освещала все, чего касалась. Мы познакомились на горнолыжной базе, и я даже не сразу поняла, что Лизка уже решила, что я ее друг.
-Привет. Слушай, мне немного неловко это говорить, но я тут впервые, компания незнакомая, а ты мне показалась очень симпатичным человеком, - сообщила она, поставив рядом с моей доской свою. - Ты не против, если мы подружимся?
Я даже не помню, что я ей ответила. На меня смотрело абсолютно неземное существо с огромными зелеными глазами и веснушками на носу. В следующую секунду она стянула зубами варежку с руки и протянула мне розовую ладошку:
-Меня зовут Лиза. Кажется, мы с тобой пересекались летом на кардоне у Сартабаша, но ты, скорее всего, меня не помнишь.
Я правда не помнила.
-Рита. Прости, но не помню.
Она кивнула, поправила шапку, а потом я уже шла куда-то за ней, совершенно не отдавая себе отчета.
-Как ты любишь проводить день? Кататься с утра пораньше. пока никого нет? Или сначала кофе, болтать, а потом уже - покатушки на людной трассе?
-Эм... Как по-твоему лучше сегодня?
-Я вот люблю выпить кофе и поболтать. К тому же, нам надо познакомиться, а что может быть лучше, чем кофе?
Лиза была моего возраста, и выглядела совершенно непробиваемой. Он ее улыбки млели окрестные подростки и крепкие мужики, а от картавого говора - я. За три дня, что я провела на базе, я не переставала удивляться тому, что такие люди существуют вообще. Я беззаветно могла поведать ей самые скрытые свои мысли, но о ней я знала довольно мало. Очень часто, слыша мои вопросы, Лизка просто улыбалась и опускала глаза, и я как-то инстинктивно понимала, что повторять вопрос не стоит.
Удивительное началось позже, когда выяснилось, что мы учимся в одном городе. Мы возвращались обратно вместе, а когда оказались на вокзале, я услышала:
-Смотри-ка, - Лиза прилипла к окну, кивая на кого-то в толпе у перрона.
Я выглянула в окно и увидела Руслана. Невольно улыбнулась, заметив, как он недоволен. Еще бы: приехать на вокзал в начале седьмого утра, чтобы встретить меня и увезти в общагу с огромной сумкой. Собственно, я особо не спрашивала, что он думает на этот счет - сам сказал как-то, чтобы я не таскалась одна по вокзалам, вот и пусть отдувается. Просмотрев толпу, я обернулась:
-Ты о чем?
-Да вон же, парень стоит. Ну, волосы каштановые, куртка еще...да вот же.
Я уже понимала, что она говорит о Руслане.
-Это мой друг. Я вас сейчас познакомлю.
Я откинулась на сидении, рассчитывая увидеть Лизкину довольную мордочку, но она продолжала смотреть в окно.
-Он тебя встречает, да?
-Да. А что такое?
-Ничего... Но ты нас не знакомь, ладно?
Я впервые услышала от нее подобное, и дело даже не в словах. Дело в ее голосе - он вибрировал и подрагивал, искрился и будто расшатывал пространство вокруг.
-Почему?
Лиза снова выглянула в окно, ощутив, как дернулся и встал поезд, потом откинулась на спинку кресла, поджала губы, потом снова подскочила и вытянула шею.
-Лиза, ты ведешь себя странно, - подозрительно сообщила я. -В чем дело?
-Ни в чем.
Она вдруг встала, поцеловала меня в щеку, схватила рюкзак и побежала в сторону туалета, где тамбур примыкал к выходу из соседнего вагона. Я не успела ее окликнуть, собирающиеся на выход люди быстро скрыли ее.
Когда я вышла на перрон к Руслану, Лизки уже не было - или она умудрилась выскочить из соседнего вагона раньше, или просто как-то оперативно смешалась с толпой.
-Кого ты выглядываешь? - спросил Руслан, отбирая у меня сумку.
-Познакомилась с одной девчонкой на горе. А она - странная. Увидела тебя в окно и удрала в соседний вагон.
Руслан усмехнулся и обернулся, следуя за моим взглядом.
-У тебя есть знакомые девушки по имени Лиза? - спрашивала я уже в машине.
-Нет, - однозначно ответил Руслан. - Ее звали Лизой?
-Ага.
Когда Лиза и Руслан познакомились, я ожидала чего угодно, но не того, что увидела. Собственно, Руслан никогда не славился особым шармом - и, видимо, именно поэтому пользовался успехом у девушек, но таким раздраженным с незнакомой девушкой я не видела его никогда. Я даже злилась на него, ведь Лизка ничем не заслужила такого поведения. Впрочем, к ней у меня тоже были вопросы: она никогда не лезла за словом в карман, но перед Русланом или растерялась, или просто старалась не обращать внимания на его колкости. Она молчала, временами пряча улыбку, но неизменно вскидывала на на него глаза, временами крепко сжимая мою ладонь под столом. Мы провели вместе весь день, а я так и не поняла, что происходит. Единственное, что я понимала, так это то,что я устрою выволочку Руслану за такое поведение. И устроила, но не получила желаемого результата.
Руслан выслушал мои речи молча, не отрывая от меня глаз, но ничего не ответил. Даже не огрызнулся ни разу, что вообще было нонсенсом.
-Твой друг меня ненавидит, - сообщила Лиза мне в мэйл-агенте. - Ты тоже заметила?
И как бы я ни старалась объяснить, что Руслан вряд ли питает к ней ненависть, она упорно твердила одно. Объяснять, что мой друг - в прицнипе довольно мрачный человек по жизни, было бесполезным, ведь Лизины теории строилась одна на другой. Я даже заподозрила, что у него есть какие-то тайные отношения, о которых я не знала, но это было явно не так. С Настей они расстались еще зимой, и после нее у него вроде ничего серьезного не было. Я размышляла о том, что им надо бы еще раз увидеться - тогда что-то станет проясняться, но и на второй нашей встрече, и на третьей Руслан превращался в полнейшую скотину. И каждый раз он просил больше никогда не брать Лизу с собой.
-Да что с тобой не так? Лиза - крутая девчонка!
-Со мной все так. А вот с ней - непонятно, - бурчал Руслан в ответ.
Как так получилось, что в июне этого же года я ждала их обоих в метро - теперь уже совсем непонятно. Я бродила по станции, подозревая, что они приедут следующим поездом, рассчитывая увидеть, что угодно, но только не то, что увидела.
Лизка сидела на скамейке и плакала так горько, что воздух вокруг нее серел, а люди - становились бесцветными. А Руслан - тот самый Руслан, который, помнится, морщился при упоминании ее имени, сидел на корточках напротив нее и что-то говорил. И надо бы подойти, узнать, в чем дело - нога уже поднялась, чтобы сделать шаг, - но я застыла на месте. Стало ясно, что Руслан не кричит на нее и не говорит ей что-то обидное, он ее утешал. Стоило мне догадаться об этом, как Лизка рухнула вперед, спрятав заплаканное лицо у Руслана на груди.
-Что случилось? - тихо спросила я, подойдя к ним.
Руслан поднял голову от рыжей макушки у себя на груди, и я вдруг увидела в его глазах тревогу.
-Нужна твоя помощь, - тихо сказал он. - Точнее...так, пойдем-ка сюда.
Он поднялся на ноги, взял Лизу за плечи и усадил обратно, на скамейку. Она посмотрела меня заплаканными глазами и кивнула, потом отвернулась.
-Ты что-нибудь знаешь о Ренате? - спросил Руслан, выпрямившись.
-Слышала, но немного. Он вроде как ее бывший, там какая-то история была... А что случилось? Объявился?
-Попал под электричку, - отозвался Руслан. - Ей начали звонить еще на Октябрьской, связь оборвалась. Как приехали сюда - упала смска. И все.
-Какой треш... Так он мертв?
-Угу.
Мы замолчали, поняв, что Лиза смотрит на нас, не моргая. Я впервые увидела в ее глазах нечто, очень похожее на мольбу, и я не знала, что нужно было делать.
-Думаю, планы меняются, - сообщил Руслан. -Ей надо домой.
-Не хочу домой! - всхлипнула Лизка. - Пожалуйста, давайте...давайте пойдем куда-нибудь? Надо что-то делать, домой нельзя...
Конечно, мы сделали, как она просила. Прошатались по городу несколько часов, пока усталость и голод на заставили нас осесть в какой-то сетевухе вроде КФС. Лиза все больше молчала - пила кофе, грызла картошку и просила нас рассказать ей что-нибудь. Она просила об этом с самого начала, и я думала, что эта ноша ляжет на меня, но внезапно вмешался Руслан, и я только диву давалось, откуда он берет все то, что рассказывает. Он следил, чтобы Лизкины глаза смотрели на него и трещал без умолку, то и дело заставляя ее улыбаться. Один раз она даже засмеялась, и тогда я поняла, что мне тут и вовсе быть незачем.
-Слушай, если вас этому учат на лекциях - я беру обратно свои слова о солдафонах, - призналась я, когда Лиза отошла умыться. - Ей явно лучше.
Руслан промолчал. Он выглядел задумчивым, но мне почему-то казалось, что думает он вовсе не о смерти и жалости.
-Не опоздаешь в обшагу? - произнес он, не глядя на меня.
-Могу опоздать, ага. Но я не могу вас оставить.
-Можешь, все в порядке.
-Слушай, - я глянула на часы. Мне и правда пора было бежать, если я не хотела провести ночь в парке. - Я знаю, как ты к ней относишься, поэтому...
-Все в порядке. Езжай спать, я разберусь.
-Это...странно, - усмехнулась я. -Но ты, видно, знаешь, что делаешь.
Я чувствовала себя ужасным другом, покидая их. Но глядя уже с улицы, как Лиза смотрит на Руслана, а он улыбается, рассказывая ей очередную дурацкую историю, я думала о том, насколько все же правы прописные истины. Ну, вроде "от любви до ненависти - один шаг". И что-то там про счастье, которое случилось из-за беды.
Потом Лиза пропала на время - ездила на похороны. Руслан нервничал, и я точно знала, что они созваниваются. В какой-то момент в моей голове родилась мысль о том, что у них вполне бы получилась отличная пара, и все были бы в выигрыше, но Лиза смешала все мои планы.
Она приехала проводить нас на самолет. Ей было явно лучше, выглядела она уж точно более здоровой, чем тогда, в метро.
-Слушайте, а можно я приеду к вам, в горы? Скажем, в августе? - вдруг спросила она.
-А медведей не боишься? - усмехнулся Руслан.
-Не боюсь. А вы бы показали мне ваши озера... Можно?
-Приезжай, конечно, к чему вопросы? - удивилась я.
-А если я приеду не одна? - таинственно улыбнувшись, произнесла Лизка.
-В смысле?
-Ну, в общем... Я хотела вас познакомить еще до вашего отъезда, но, увы, он появится в городе только в конце недели.
Я машинально подняла глаза на Руслана, и оно того стоило. Уж не знаю, питал он к Лизе какие-то чувства и строил ли какие-то планы на нее, но он выглядел ошарашенным. И тут же, стоило фразе Лизы погаснуть, как от него потянулись ледяные колючки.
-Отличный план, - бесстрастно сообщил он. Потом кивнул на выход: - Нам пора, идем?
Лиза обняла нас по очереди, а потом упорхнула, и я наблюдала, как Руслан смотрит ей вслед, обернувшись.
-Удивительные дела, - произнесла я уже в самолете. -Я и не знала, что у нее кто-то появился.
Руслан молчал, а в моей голове крутилась куча саркастических речей и подколок. Уж не знаю, почему мы так устроены.
-С другой стороны, у них может и не получиться приехать. Может, мы его летом и не увидим, - продолжала я.
После долгой паузы Руслан тихо сказал:
-Хорошо бы.
Как-то слишком переоценивают в нашем обществе совершеннолетие. Мне уже почти полгода, как 18, но я по-прежнему не понимаю, в чем фишка. Лето обходится со мной слишком жестоко, и, вместо гор и свежести туманных хвойных лесов, я вдыхаю запах метро - сессия в самом разгаре, будь она не ладна. Впрочем, запах метро поразил меня сразу, стоило только оказаться в подземке впервые, и сейчас я млею от этой ароматной прохлады, хотя и начинаю немного нервничать.
Мне 18, и я - студентка первого курса. Учеба вынудила меня переехать в большой город, и я только недавно отвязалась от паршивой привычки сжимать до скрежета зубы, чтобы не расплакаться - так сильно я скучала по дому. Билет на самолет домой уже лежал, и мне оставалось подождать совсем чуть-чуть, а там бы передо мной легло наше холодное, ароматное лето, полное дождей, ледников и снежных горных шапок.
Я нервничаю, потому что Руслан опаздывает, а это ему совсем несвойственно. Сейчас я уже подозреваю, что у него, очевидно, было что-то похожее на обсессивно-компульсивное расстройство: опоздание и непорядок дома для него были смерти подобны. Сегодня я должна была наконец-то встретиться с Лизкой, и это доставляло мне намного больше дискомфорта, чем я рассчитывала. И это странно, ведь с Лизкой - все хорошо.
Других слов и не придумаешь, ведь Лиза - самая прекрасная и звонкая история в нашей жизни. Я видела ее всего пару раз, но почему-то сразу обратила на нее внимание. И дело даже не в том, что она была очень красивой: стройной, с выступающими ключицами и прозрачной кожей, с мягкими медными волосами и миниатюрным ростом. У нее совершенно по-особенному светились глаза, и она, как солнце, освещала все, чего касалась. Мы познакомились на горнолыжной базе, и я даже не сразу поняла, что Лизка уже решила, что я ее друг.
-Привет. Слушай, мне немного неловко это говорить, но я тут впервые, компания незнакомая, а ты мне показалась очень симпатичным человеком, - сообщила она, поставив рядом с моей доской свою. - Ты не против, если мы подружимся?
Я даже не помню, что я ей ответила. На меня смотрело абсолютно неземное существо с огромными зелеными глазами и веснушками на носу. В следующую секунду она стянула зубами варежку с руки и протянула мне розовую ладошку:
-Меня зовут Лиза. Кажется, мы с тобой пересекались летом на кардоне у Сартабаша, но ты, скорее всего, меня не помнишь.
Я правда не помнила.
-Рита. Прости, но не помню.
Она кивнула, поправила шапку, а потом я уже шла куда-то за ней, совершенно не отдавая себе отчета.
-Как ты любишь проводить день? Кататься с утра пораньше. пока никого нет? Или сначала кофе, болтать, а потом уже - покатушки на людной трассе?
-Эм... Как по-твоему лучше сегодня?
-Я вот люблю выпить кофе и поболтать. К тому же, нам надо познакомиться, а что может быть лучше, чем кофе?
Лиза была моего возраста, и выглядела совершенно непробиваемой. Он ее улыбки млели окрестные подростки и крепкие мужики, а от картавого говора - я. За три дня, что я провела на базе, я не переставала удивляться тому, что такие люди существуют вообще. Я беззаветно могла поведать ей самые скрытые свои мысли, но о ней я знала довольно мало. Очень часто, слыша мои вопросы, Лизка просто улыбалась и опускала глаза, и я как-то инстинктивно понимала, что повторять вопрос не стоит.
Удивительное началось позже, когда выяснилось, что мы учимся в одном городе. Мы возвращались обратно вместе, а когда оказались на вокзале, я услышала:
-Смотри-ка, - Лиза прилипла к окну, кивая на кого-то в толпе у перрона.
Я выглянула в окно и увидела Руслана. Невольно улыбнулась, заметив, как он недоволен. Еще бы: приехать на вокзал в начале седьмого утра, чтобы встретить меня и увезти в общагу с огромной сумкой. Собственно, я особо не спрашивала, что он думает на этот счет - сам сказал как-то, чтобы я не таскалась одна по вокзалам, вот и пусть отдувается. Просмотрев толпу, я обернулась:
-Ты о чем?
-Да вон же, парень стоит. Ну, волосы каштановые, куртка еще...да вот же.
Я уже понимала, что она говорит о Руслане.
-Это мой друг. Я вас сейчас познакомлю.
Я откинулась на сидении, рассчитывая увидеть Лизкину довольную мордочку, но она продолжала смотреть в окно.
-Он тебя встречает, да?
-Да. А что такое?
-Ничего... Но ты нас не знакомь, ладно?
Я впервые услышала от нее подобное, и дело даже не в словах. Дело в ее голосе - он вибрировал и подрагивал, искрился и будто расшатывал пространство вокруг.
-Почему?
Лиза снова выглянула в окно, ощутив, как дернулся и встал поезд, потом откинулась на спинку кресла, поджала губы, потом снова подскочила и вытянула шею.
-Лиза, ты ведешь себя странно, - подозрительно сообщила я. -В чем дело?
-Ни в чем.
Она вдруг встала, поцеловала меня в щеку, схватила рюкзак и побежала в сторону туалета, где тамбур примыкал к выходу из соседнего вагона. Я не успела ее окликнуть, собирающиеся на выход люди быстро скрыли ее.
Когда я вышла на перрон к Руслану, Лизки уже не было - или она умудрилась выскочить из соседнего вагона раньше, или просто как-то оперативно смешалась с толпой.
-Кого ты выглядываешь? - спросил Руслан, отбирая у меня сумку.
-Познакомилась с одной девчонкой на горе. А она - странная. Увидела тебя в окно и удрала в соседний вагон.
Руслан усмехнулся и обернулся, следуя за моим взглядом.
-У тебя есть знакомые девушки по имени Лиза? - спрашивала я уже в машине.
-Нет, - однозначно ответил Руслан. - Ее звали Лизой?
-Ага.
Когда Лиза и Руслан познакомились, я ожидала чего угодно, но не того, что увидела. Собственно, Руслан никогда не славился особым шармом - и, видимо, именно поэтому пользовался успехом у девушек, но таким раздраженным с незнакомой девушкой я не видела его никогда. Я даже злилась на него, ведь Лизка ничем не заслужила такого поведения. Впрочем, к ней у меня тоже были вопросы: она никогда не лезла за словом в карман, но перед Русланом или растерялась, или просто старалась не обращать внимания на его колкости. Она молчала, временами пряча улыбку, но неизменно вскидывала на на него глаза, временами крепко сжимая мою ладонь под столом. Мы провели вместе весь день, а я так и не поняла, что происходит. Единственное, что я понимала, так это то,что я устрою выволочку Руслану за такое поведение. И устроила, но не получила желаемого результата.
Руслан выслушал мои речи молча, не отрывая от меня глаз, но ничего не ответил. Даже не огрызнулся ни разу, что вообще было нонсенсом.
-Твой друг меня ненавидит, - сообщила Лиза мне в мэйл-агенте. - Ты тоже заметила?
И как бы я ни старалась объяснить, что Руслан вряд ли питает к ней ненависть, она упорно твердила одно. Объяснять, что мой друг - в прицнипе довольно мрачный человек по жизни, было бесполезным, ведь Лизины теории строилась одна на другой. Я даже заподозрила, что у него есть какие-то тайные отношения, о которых я не знала, но это было явно не так. С Настей они расстались еще зимой, и после нее у него вроде ничего серьезного не было. Я размышляла о том, что им надо бы еще раз увидеться - тогда что-то станет проясняться, но и на второй нашей встрече, и на третьей Руслан превращался в полнейшую скотину. И каждый раз он просил больше никогда не брать Лизу с собой.
-Да что с тобой не так? Лиза - крутая девчонка!
-Со мной все так. А вот с ней - непонятно, - бурчал Руслан в ответ.
Как так получилось, что в июне этого же года я ждала их обоих в метро - теперь уже совсем непонятно. Я бродила по станции, подозревая, что они приедут следующим поездом, рассчитывая увидеть, что угодно, но только не то, что увидела.
Лизка сидела на скамейке и плакала так горько, что воздух вокруг нее серел, а люди - становились бесцветными. А Руслан - тот самый Руслан, который, помнится, морщился при упоминании ее имени, сидел на корточках напротив нее и что-то говорил. И надо бы подойти, узнать, в чем дело - нога уже поднялась, чтобы сделать шаг, - но я застыла на месте. Стало ясно, что Руслан не кричит на нее и не говорит ей что-то обидное, он ее утешал. Стоило мне догадаться об этом, как Лизка рухнула вперед, спрятав заплаканное лицо у Руслана на груди.
-Что случилось? - тихо спросила я, подойдя к ним.
Руслан поднял голову от рыжей макушки у себя на груди, и я вдруг увидела в его глазах тревогу.
-Нужна твоя помощь, - тихо сказал он. - Точнее...так, пойдем-ка сюда.
Он поднялся на ноги, взял Лизу за плечи и усадил обратно, на скамейку. Она посмотрела меня заплаканными глазами и кивнула, потом отвернулась.
-Ты что-нибудь знаешь о Ренате? - спросил Руслан, выпрямившись.
-Слышала, но немного. Он вроде как ее бывший, там какая-то история была... А что случилось? Объявился?
-Попал под электричку, - отозвался Руслан. - Ей начали звонить еще на Октябрьской, связь оборвалась. Как приехали сюда - упала смска. И все.
-Какой треш... Так он мертв?
-Угу.
Мы замолчали, поняв, что Лиза смотрит на нас, не моргая. Я впервые увидела в ее глазах нечто, очень похожее на мольбу, и я не знала, что нужно было делать.
-Думаю, планы меняются, - сообщил Руслан. -Ей надо домой.
-Не хочу домой! - всхлипнула Лизка. - Пожалуйста, давайте...давайте пойдем куда-нибудь? Надо что-то делать, домой нельзя...
Конечно, мы сделали, как она просила. Прошатались по городу несколько часов, пока усталость и голод на заставили нас осесть в какой-то сетевухе вроде КФС. Лиза все больше молчала - пила кофе, грызла картошку и просила нас рассказать ей что-нибудь. Она просила об этом с самого начала, и я думала, что эта ноша ляжет на меня, но внезапно вмешался Руслан, и я только диву давалось, откуда он берет все то, что рассказывает. Он следил, чтобы Лизкины глаза смотрели на него и трещал без умолку, то и дело заставляя ее улыбаться. Один раз она даже засмеялась, и тогда я поняла, что мне тут и вовсе быть незачем.
-Слушай, если вас этому учат на лекциях - я беру обратно свои слова о солдафонах, - призналась я, когда Лиза отошла умыться. - Ей явно лучше.
Руслан промолчал. Он выглядел задумчивым, но мне почему-то казалось, что думает он вовсе не о смерти и жалости.
-Не опоздаешь в обшагу? - произнес он, не глядя на меня.
-Могу опоздать, ага. Но я не могу вас оставить.
-Можешь, все в порядке.
-Слушай, - я глянула на часы. Мне и правда пора было бежать, если я не хотела провести ночь в парке. - Я знаю, как ты к ней относишься, поэтому...
-Все в порядке. Езжай спать, я разберусь.
-Это...странно, - усмехнулась я. -Но ты, видно, знаешь, что делаешь.
Я чувствовала себя ужасным другом, покидая их. Но глядя уже с улицы, как Лиза смотрит на Руслана, а он улыбается, рассказывая ей очередную дурацкую историю, я думала о том, насколько все же правы прописные истины. Ну, вроде "от любви до ненависти - один шаг". И что-то там про счастье, которое случилось из-за беды.
Потом Лиза пропала на время - ездила на похороны. Руслан нервничал, и я точно знала, что они созваниваются. В какой-то момент в моей голове родилась мысль о том, что у них вполне бы получилась отличная пара, и все были бы в выигрыше, но Лиза смешала все мои планы.
Она приехала проводить нас на самолет. Ей было явно лучше, выглядела она уж точно более здоровой, чем тогда, в метро.
-Слушайте, а можно я приеду к вам, в горы? Скажем, в августе? - вдруг спросила она.
-А медведей не боишься? - усмехнулся Руслан.
-Не боюсь. А вы бы показали мне ваши озера... Можно?
-Приезжай, конечно, к чему вопросы? - удивилась я.
-А если я приеду не одна? - таинственно улыбнувшись, произнесла Лизка.
-В смысле?
-Ну, в общем... Я хотела вас познакомить еще до вашего отъезда, но, увы, он появится в городе только в конце недели.
Я машинально подняла глаза на Руслана, и оно того стоило. Уж не знаю, питал он к Лизе какие-то чувства и строил ли какие-то планы на нее, но он выглядел ошарашенным. И тут же, стоило фразе Лизы погаснуть, как от него потянулись ледяные колючки.
-Отличный план, - бесстрастно сообщил он. Потом кивнул на выход: - Нам пора, идем?
Лиза обняла нас по очереди, а потом упорхнула, и я наблюдала, как Руслан смотрит ей вслед, обернувшись.
-Удивительные дела, - произнесла я уже в самолете. -Я и не знала, что у нее кто-то появился.
Руслан молчал, а в моей голове крутилась куча саркастических речей и подколок. Уж не знаю, почему мы так устроены.
-С другой стороны, у них может и не получиться приехать. Может, мы его летом и не увидим, - продолжала я.
После долгой паузы Руслан тихо сказал:
-Хорошо бы.
Если бы все те, кто каждую свою хандру называют депрессией, столкнулись с ней на самом деле - они бы ой как охренели, честное слово. Парадоксально еще и то, что те, кто в итоге получает такой диагноз, до последнего делают вид, что с ними все в порядке. Кто тут виноват - самооценка, неумение анализировать свои эмоции, семья, общество.... Да по барабану,в общем-то, кто виноват. Главное, что с этим делать.
Я не знаю, насколько это распространенная штука, но депрессия очень редко проходит. Ну, в привычном нам смысле: заболели - полечились - выздоровели. Эта сука почти всегда возвращается, и дай бог, если это случится дважды-трижды. Как-то раз я в полнейшем ужасе пришла к своему врачу и заявила, что таблетки (по шесть тысяч за стандартик, между прочим) не работают. И, мол, как же так? Я пью их уже полгода, и было так хорошо. А он послушал спокойно и изрек:
-Да у вас, матушка, эпизод. Это нестрашно.
Почему он решил, что желание сдохнуть прямо здесь и сейчас - нестрашно, непонятно. Мне было ой как страшно. За годы терапии я научилась очень хорошо чекать то, что чувствую, и одно всегда вытекает из другого. А тут просто, без объявления войны, совершенно на ровном месте хреново так, что дышать сложно - не говоря уже о чем-то большем.
Парадокс, но в моем случае депрессивные эпизоды приходят всегда примерно в одно и то же время,как по графику. Практически всегда я к ним готова и временами лишь краем глаза мониторю, что там творится. Но в последний год эти паскудники решили, что я слишком хорошо живу. Стоит мне только наметиться на ожидание какого-то крутого события, как они начинают готовиться к нападению. В в итоге мы имеем меня, которая все лето ждала приезда брата, лежащую ночью в слезах в палатке с одним вопросом: "Какого же черта?"
Эпизод нападает агрессивно, но схлынуть может так же молниеносно, если правильно его встретить. Как я поняла, главное - первые три-четыре дня. Нельзя давать себе право на слабость в эти дни, и тогда ты вполне выживешь. А еще настроиться на то, что следующий - непременно будет сильнее того, что пришел сейчас.
Я подозреваю, что сейчас нахожусь уже на выходе. Стало нестрашно думать, какие-то глупые мелочи радуют. Я передумала увольняться, но пока не понимаю, насколько это хорошее решение. Но в начале было действительно страшно: после возвращения с гор так хотелось прочувствовать, как их энергетика чинит там, где нужно, но вместо этого я налетела на огромную стену из разрушительной пустоты.
Очень помогает то, что близкие уже знают, что такое может быть. Достаточно просто объявить "кажется, у меня эпизод", как я тут же получаю доступ ко всем ресурсам в виде объятий, разговоров на миллион раз прожеванные темы и все прочее.
А сегодня даже медитировала полчаса утром. При острой тревожности, как показала практика, такое делать запрещено под страхом смерти - размотает так, что потом не соберешься. А утром - нормально.
И вроде бы все ясно, понятно, знакомо, но, черт возьми, как же, КАК ЖЕ, я устала от этого всего. Кажется, если мой мозг расслабится хотя бы на час, я найду себя на краю пропасти. Причем во всех смыслах. А расслабиться мозгу порой отчаянно необходимо.
Такие дела. Проходяще. Несмертельно. Утомительно.
Я не знаю, насколько это распространенная штука, но депрессия очень редко проходит. Ну, в привычном нам смысле: заболели - полечились - выздоровели. Эта сука почти всегда возвращается, и дай бог, если это случится дважды-трижды. Как-то раз я в полнейшем ужасе пришла к своему врачу и заявила, что таблетки (по шесть тысяч за стандартик, между прочим) не работают. И, мол, как же так? Я пью их уже полгода, и было так хорошо. А он послушал спокойно и изрек:
-Да у вас, матушка, эпизод. Это нестрашно.
Почему он решил, что желание сдохнуть прямо здесь и сейчас - нестрашно, непонятно. Мне было ой как страшно. За годы терапии я научилась очень хорошо чекать то, что чувствую, и одно всегда вытекает из другого. А тут просто, без объявления войны, совершенно на ровном месте хреново так, что дышать сложно - не говоря уже о чем-то большем.
Парадокс, но в моем случае депрессивные эпизоды приходят всегда примерно в одно и то же время,как по графику. Практически всегда я к ним готова и временами лишь краем глаза мониторю, что там творится. Но в последний год эти паскудники решили, что я слишком хорошо живу. Стоит мне только наметиться на ожидание какого-то крутого события, как они начинают готовиться к нападению. В в итоге мы имеем меня, которая все лето ждала приезда брата, лежащую ночью в слезах в палатке с одним вопросом: "Какого же черта?"
Эпизод нападает агрессивно, но схлынуть может так же молниеносно, если правильно его встретить. Как я поняла, главное - первые три-четыре дня. Нельзя давать себе право на слабость в эти дни, и тогда ты вполне выживешь. А еще настроиться на то, что следующий - непременно будет сильнее того, что пришел сейчас.
Я подозреваю, что сейчас нахожусь уже на выходе. Стало нестрашно думать, какие-то глупые мелочи радуют. Я передумала увольняться, но пока не понимаю, насколько это хорошее решение. Но в начале было действительно страшно: после возвращения с гор так хотелось прочувствовать, как их энергетика чинит там, где нужно, но вместо этого я налетела на огромную стену из разрушительной пустоты.
Очень помогает то, что близкие уже знают, что такое может быть. Достаточно просто объявить "кажется, у меня эпизод", как я тут же получаю доступ ко всем ресурсам в виде объятий, разговоров на миллион раз прожеванные темы и все прочее.
А сегодня даже медитировала полчаса утром. При острой тревожности, как показала практика, такое делать запрещено под страхом смерти - размотает так, что потом не соберешься. А утром - нормально.
И вроде бы все ясно, понятно, знакомо, но, черт возьми, как же, КАК ЖЕ, я устала от этого всего. Кажется, если мой мозг расслабится хотя бы на час, я найду себя на краю пропасти. Причем во всех смыслах. А расслабиться мозгу порой отчаянно необходимо.
Такие дела. Проходяще. Несмертельно. Утомительно.
пятница, 20 августа 2021
27.03.2007
-Если верить некоторым рассуждениям, заболеть - легче легкого, если вовремя не заметить, что тебе хреново. Вот избегаешь своих эмоций и травм детства, а потом очень просто можно оказаться в ситуации, когда твои травмы начинают пожирать твое тело.
-Не помню, чтобы Достоевский такое писал. Или я как-то пропустил смену репертуара?
-Это Дмитраковский, помнишь его?
-Это который считает, что у тебя коленка болит из-за ругани с сестрой?
-Ну, да. Но есть что-то логичное, разве нет?
Руслан смотрит хмуро, но ничего не говорит. Конечно, не самый удачный способ развлечь человека на обезболивающих. Собственно, мой метод борьбы с его хандрой сегодня - чтение Достоевского, и стоило следовать этому плану. Его уже четвертый день как выписали из больницы, и возвращение в реальность ему пока давалось ох как нелегко. Левая рука на спицах, а глаза совсем-совсем темные, как пещеры.
-Твои коленки болят, потому что ты за ними не следишь. А руку я сломал, потому что осел. При чем тут травмы, пожирающие тело, из-за душевных мук?
Я смотрю на Руслана и понимаю, что он, конечно, прав. Но почему-то каждый раз, когда он болеет, это происходит тогда, когда ситуация медленно, но верно катится в жопу. Вот будто нарочно подгадывает, чтобы дать себе время официально отлежаться и пострадать. И сам он будто бы догадывается об этом, но злится на сам факт таких мыслей. Злится, хмурится и молчит.
-Больно? - спрашиваю я. - Таблеток принести?
Мотает головой. И хорошо.
Руслан попал в аварию, стащив отцовский мотоцикл. Пожалуй, только перелом и спасает его от рук отца, которые явно с удовольствием бы порвали сына. Но больница, операция и мать, насмерть вставшая на его защиту, чудесным образом уберегли его от чего-то большего, чем обычный разговор с угрозами.
Не прошло и пары месяцев, как их отношения с Элкой сошли на нет - так мне тогда казалось. На самом деле пройдет еще почти полгода до того момента, когда она пошлет его окончательно, не заметив, впрочем, что он послал ее еще раньше. Мы очень любим говорить теперь, что Элка мне не понравилась с самого начала, и я сразу знала, что они быстро расстанутся, но, черт возьми, это было не так.
Я была в восторге от Мариэллы. Я заслушивалась ее голосом, когда она пела под гитару, могла часами спорить с ней о книгах и просто любоваться, когда она задумчиво смотрела куда-то в себя. Она тоже была старше меня на год, и почему-то я это чувствовала очень остро. Мои подружки-погодки сильно уступали ей в размышлениях.
Собственно, поэтому я терялась каждый раз, когда вспыхивали их ссоры. А вспыхивали они очень часто и почти всегда на ровном месте.
Выяснилось, что Руслан был очень ревнив, а Элка - отчаянно свободолюбива. А после - прооравшись друг на друга вволю и успокоившись - они менялись местами. Я тоже раз через раз попадала в информационное после их разборок, но, как мне тогда казалось, Элка быстро поняла, что меня вообще в расчет брать не стоит. Ревновать Руслана ко мне было совершенно глупым и бесполезным делом, потому что мы проводили вместе катастрофически много времени. Катастрофически - для их отношений, конечно. Мне было норм. Да и Руслану тоже. Только к концу первого месяца их отношений мы оба поняли, что, вероятно, где-то ошибаемся, раз Элка так часто злится из-за нас.
Несколько раз мы говорили с ней, и вроде бы приходили к общему решению, но позже ярость ее ревности вспыхивала снова. А потом опять и опять. В итоге к концу декабря с практически не видела Руслана, успевая перекинуться парой слов в школе, если вдруг доводилось встретиться. Не могу сказать, что я сильно страдала - тогда мне казалось, что я спасаю отношения лучшего друга. Круга общения хватало, чтобы не чувствовать себя одинокой.
Этот маневр не особо помог, и шумные сцены стали случаться прямо в школе. Мне казалось, что по вибрации воздуха я могу понять, в каком настроении Руслан и Элка, и, чаще всего, эти вибрации мне совсем не нравились.
Общение возобновилось после нового года, когда мы оба оказались в доме у общего знакомого. Я загривком чувствовала, что творится что-то совсем неладное, но никак не могла понять, в чем дело. Поняла как только увидела Руслана. Он зашел в наполненную народом комнату, будто уже знал, что я буду там. А когда увидел - выдохнул будто бы облегченно и зашагал навстречу. Мне остается только пододвинуться, освободив ему место рядом со мной.
-Это какая-то хрень, - сообщает он, падая рядом со мной на диван.
И мне бы спросить, что он имеет ввиду, не хочет ли он поздравить меня с новым годом или вообще спросить, как дела - мы говорили в последний раз в начале декабря, а сейчас уже почти конец января. Но вместо этого я говорю:
-Любопытное у тебя мнение о своей девушке.
Руслан мерит меня сердитым взглядом и вдруг удивленно произносит:
-Зачем ты подстриглась?
Я машинально хватаю пальцами за кончики волос, которые вроде совсем недавно прикрывали ремень джинсов, а теперь едва достают до лопаток.
-Надоели, - бормочу в ответ. - Так в чем дело?
-Я не знаю, но порой мне кажется, что я запросто могу ее убить.
Если у Руслана нет времени на оборону, и он говорит в лоб, как есть - значит, все и впрямь на редкость хреново. У меня в голове есть два варианта, что ему ответить. Остается только выбрать, что сказать - то, что он хочет услышать, или то, что я думаю на самом деле.
-Должна признать, что с вашими характерами вы продержались достаточно долго.
-Как это понимать?
-Ну, брось. Не все такие, как твои родители. Это они влюбились в восемнадцать и счастливо проживут душа в душу до конца своих дней. Нет ничего страшного в том, что вам обоим понятно, что вы не подходите друг другу.
-Но ведь...
-Какие бы вы там чувства не питали друг к другу.
Руслан вдыхает и выдыхает. Видимо, гневной тирады не будет.
-Ты ведь понимаешь, что то, что ты чувствуешь - не любовь, ведь да? - я решаю закрепить успех.
-Конечно, - обреченно признается Руслан. - Но как сделать так, чтобы это поняла она?
-Вот было бы охуенно, если бы она сейчас типа случайно услышала все это, стоя у нас за спиной....
Он машинально обернулся, встревоженно разглядывая пьяную толпу за спинкой дивана.
-В кино обычно именно так, - продолжаю я. - Она слышит случайный разговор, говорит что-то вроде "все с тобой понятно", и потом как-то все сразу или меняется, или налаживается.
-Мне не надо, чтобы налаживалось, - быстро говорит Руслан. Да с такой тревогой, будто от того, сколько слово "налаживается" провисит в воздухе, зависит будущее. - Я хочу, чтобы все изменилось. Закончилось.
-И снова жаль, что это слышит не она...
Руслан смеется, но как-то совсем не весело.
-Ты думаешь, я не говорил ей об этом?
-А ты говорил?
-А то. После этого все заканчивается одинаково истерично.
Мне вдруг становится смешно, и я жалею, что выпила. Подавить смешок не удается от слова "совсем", и меня разбирает хохот. Я почему-то явно представила себе, как все эти их разговоры выглядят со стороны.
-Вот, значит, как? - возмущается Руслан, но сам тоже смеется. - Тебе кажется это смешным?
-Прости, я просто представила, как ты охреневаешь от всего этого. Вот даже лицо твое представила, и почему-то...
Я проваливаюсь в новый приступ хохота, и складываюсь вдвое.
-Ладно-ладно. Между прочим, кто-то, очень похожий на тебя, говорил мне в ноябре, что это все - хорошая затея.
-Кто же знал, что вы оба - истеричные королевы?
-Ребята! Вам нужно поцеловаться!
Смех будто выключили, и я выпрямляюсь. Интересно, как давно Юша сидит здесь? Оглядываюсь на Руслана, но тот удивлен не меньше меня. Юша - моя одноклассница, и я вижу ее чаще пьяной, чем на уроках. Что, впрочем, не отменяет моих к ней симпатий. Славная девчонка: учится, конечно, так себе, но с ней всегда есть о чем поговорить.
Сейчас она тоже пьяна, сидит прямо на ковре у нашего дивана и смотрит на нас так, будто мы - ее любимые котята.
-Сколько ты выпила, Юль? - усмехнулся Руслан, окинув ее оценивающим взглядом.
-Я серьезно, - не обращая внимания на него, продолжает Юша. - Ты вот говоришь: "вот бы она случайно услышала, что вы расстаетесь", и тогда у нее вроде бы было время, чтобы трезво это проглотить, но когда она слышит это в лоб - ей страшно, она плачет и кричит. Ну, ведь верно. Но ее тут нет, и ничего она случайно не услышит. Так вот вам надо поцеловаться. Это увидит сразу куча народу, а я могу еще и сфоткать. Тогда она увидит фотки, услышит, что говорят, ей станет обидно, она ведь гордая. Тогда она сама уйдет.
Глупость этой идеи обжигает скулы, мне хочется сказать, насколько все это бредово, но я почему-то молчу. И тишина эта тянется слишком долго - уже явно половину минуты. Оборачиваюсь на Руслана и вздрагиваю: он думает. Потом быстро улыбается и произносит:
-Знаешь, почему это плохой план, Юшка?
Юлька дергается - непонятно, кивает она или качает головой. Она с трудом встает на коленки и усаживается на диван между нами, положив голову на плечо Руслану, а мне отдав свои острые коленки.
-Почему? - выдыхает она, стараясь не моргать.
-Потому что я не хочу, чтобы она считала меня сволочью. А я буду сволочью, если она увидит меня с другой девушкой. Это раз. А два - я сам буду считать себя сволочью. Еще и друга подставлю.
Юшка морщится:
-Это вот ее-то? - кивает на меня.
-Думаешь, Элка не начнет поливать Ритку на каждом углу? Начнет. А чем Ритка это заслужила? Ничем.
Все это Руслан говорит с почти отеческой улыбкой, глядя на Юшку сверху вниз. Потом поднимает голову.
-Может, ей такси вызвать? - спрашивает тихо у меня.
-Да, пожалуй, - рассеянно отвечаю я, но в моей голове вертятся совсем другие мысли.
-Ритка - хорошая, - утверждает Юшка. - Она не заслужила.
Мы смеемся нелепости ее скомканной речи, а она вдруг вскрикивает:
-О! А поцелуй тогда меня? А Ритка сфотает. А мне ведь похуй, что Элка про меня скажет.
Руслан смеется, я смеюсь тоже, но ловлю себя на очень странных чувствах. Будто от шеи до самых скул я наполнена острыми иголками, которые вдруг решили устроить на меня атаку.
-Последи-ка, - Руслан поднимается, перекладывая голову Юшки ко мне на колени, и теперь она лежит у меня на коленях, свернувшись в клубок. Смотрю на нее. рассеянно перебивая рыжие завитки волос, а она что-то лопочет, совсем не понять, что именно.
После моей ноябрьской мысли о том, смогла бы я влюбиться в Руслана, я совсем не думала про это. Тогда мне было смешно, а теперь вдруг стало не по себе. За те чертовы 30 секунд, что Руслан думал, что будет, если он меня поцелует, целая орда огромных черных муравьев прокралась ко мне под ребра и теперь во всю строила там свою колонию. Надо будет подумать об этом завтра, на трезвую голову, а сейчас надо переключиться на что-то другое.
Но мой мозг уже начал свою вакханалию образов и ассоциативных цепочек. Я видела, как Руслан говорит по телефону, стоя в освещенном коридоре. Он улыбался кому-то - видимо, мимо прошел знакомый, но я вдруг поняла, что я очень давно не видела его улыбки. Я настолько привыкла к тому, что он всегда рядом со мной, что перестала ее замечать. А потом, когда мы не общались несколько недель, стала скучать по ней. А еще я вижу на его руке белесую полоску - новый шрам? Как он оказался там? Что случилось? Почему я не в курсе? Ах, ну да - мы же не общались несколько недель. Потом смотрю на его лицо и понимаю, что он стал совсем взрослым, а еще - красивым, и ведь раньше я никогда не оценивала его. Потом подбираюсь к самому странному вопросу: а хочу ли я поцеловать его? А чтобы он поцеловал меня? Слушаю, как на это отреагируют муравьи у меня под ребрами.
-Вообще херней вы страдаете, - Юша не дает мне услышать ответ от муравьев. Я смотрю вниз и понимаю, что она лежит и смотрит мне в лицо, широко распахнув глаза.
-Что? - переспрашиваю я.
-Дружбы между полами не существует. А вы просто тратите время на херню, - четко произносит Юлька. - Всем это понятно, но только не вам.
-Я не думаю,что дружбы между полами не существует, - произношу я. - Если это так - жить будет грустно.
-А жить уже грустно, - философски замечает Юлька и садится. -Где такси?
Я поднимаю глаза на Руслана, поняв, что вопрос она задала не мне.
-Скоро будет, отвечает он. Дойдешь до двери сама?
-Дойду, - вздыхает Юша. - Так, мне надо еще поговорить....
С кем ей надо поговорить, мы так и не услышали - Юлька решительно двинулась к выходу из комнаты. Руслан сел на диван, закинув руку за мою спину. Я чувствую, как по затылку плывет тепло от его руки - она в нескольких сантиметрах от моих волос. Черт возьми, но ведь это - норма, я могу спокойно спать с Русланом в одном спальнике с тринадцати лет, что теперь-то за дела? Задаю этот вопрос моей колонии муравьев, вслушиваюсь.
-И какой вердикт? - вдруг спрашивает Руслан.
-Что? - испуганно вздрагиваю я, но потом, поняв, что он не в курсе о моих беседах с моим внутренним миром, выдыхаю. -Ну, целовать Юльку явно не надо. Но, пожалуй, и правда стоит уже прекращать эту агонию. Надо поговорить с Элкой, выслушать все ее истерики и повторить снова, если нужно.
-А тебя?
Я молчу, стараясь свести одно к другому и понять, что он имеет ввиду. Будучи уверенной, что мои внутренние диалоги с собой - секретны, спрашиваю, потеряв осторожность:
-А что - меня?
-Нужно ли тебя целовать?
Я не поняла, муравьи ли это или что-то другое, но по затылку и спине прокатывается ослепительный холод. Я выпрямляюсь и оборачиваюсь.
-Ты спятил?
Вот сейчас... через секунду. Он засмеется, потом я засмеюсь, и все это окажется шуткой, но Руслан серьезен. Машинально отодвигаюсь подальше от его руки.
-Ты так долго молчала, когда Юша заговорила, мне показалось, что что-то не так, - спокойно произнес Руслан.
Я пытаюсь скинуть с себя какую-то совершенно дурацкую отторопь, но она ледяным холодом сковывает плечи. Я чувствую, как моя голова почему-то опускается вниз.
-Ритка, мне это совсем не нравится.
Я поднимаю голову от неожиданной тревоги в его голосе. Руслан действительно встревожен, хотя, скорее, больше зол на мое молчание.
-На самом деле, - начинаю я, совсем не понимая, что планирую сказать. - На самом деле все в порядке. Просто я так ждала, что ты рассмеешься после ее слов, но ты молчал, и как-то...стало не по себе.
-И мы не перестали общаться в декабре не потому, что...
-Нет, - выдыхаю я. - Точно нет. Успокойся.
-Значит, показалось.
-Ага.
Я отодвигаюсь подальше, поджимаю к себе коленки и что есть силы обхватываю их руками. Надо срочно что-то сделать, чтобы эта липкая тишина разрушилась. Самое паршивое, что когда-либо между нами происходило - это неловкие разговоры. Мы просто мастера по влипанию в такие беседы, но вот выходить из них так и не научились. Хотя подобных тем мы раньше не поднимали.
-Ритка, почему ты обиделась? - спрашивает Руслан, и я знаю, что он специально это говорит, потому что молчание и его тоже напрягает.
-Я не обиделась, - решаю быть честной. - Я просто вдруг представила себе все это и мне стало не по себе. И я подумала, а что, если мы в итоге к этому придем? И тогда все рухнет.
-Почему?
-Потому что так всегда происходит. И все так много говорят про отношения и так ждут их, но люди в них как-то не выглядят счастливыми.
-Ну...
-Это первое. А второе, - продолжила я. - А, впрочем, ладно. Остановимся на первом.
-Нет, скажи второе.
Я поднимаю глаза и вдруг понимаю, что такие разговоры нельзя сливать. Если они возникают, нужно обязательно их заканчивать. И заканчивать правильно. Но я не могу, и мне страшно, что правильно у меня не получится. А еще я вдруг окончательно понимаю, что мы совсем выросли, и теперь такие разговоры могут возникать очень часто. Причем такие разговоры, как с Юшкой - про отсутствие дружбы между полами и прочую дребедень. Грустно.
Руслан смотрит с такой тревогой, что я не решаюсь отшутиться.
-Руслан, - начинаю я, но тут же сдаюсь и беспомощно улыбаюсь.
Он понимает.
-Ладно. Пообещай мне тогда, что ты непременно скажешь, как только поймешь, что с тобой творится. Даже если ты решишь, что это - глупости, или подумаешь, что это может как-то изменить нашу дружбу. Обязательно расскажи мне, что крутится у тебя в голове, обещаешь?
А потом кто-то с шумом вломился в комнату, где-то кто-то закричал, а я так и не успела ничего сказать, хотя и собиралась. Началось какое-то хаотичное движение, и мы слились с ним, или забыв, или сделав вид, что забыли о чем говорили только что.
В следующий раз я увидела Руслана уже в марте, узнав, что они с Элкой сильно поругались и расстались в итоге. Тогда-то Руслан и сел на мотоцикл отца.
Единственное, о чем я думала, когда ехала в травму - насколько я хреновый друг, если узнаю об аварии лучшего друга от каких-то посторонних людей. Еще я думала, что скажу ему, когда увижу. Ведь надо будет как-то объяснить, почему я избегала его два месяца. Себе бы объяснить, а потом уже кому-то другому. А потом я корила себя за то, что первым делом мне бы подумать, что сказать по поводу Элки. Неспроста же он сел на мотоцикл и гнал на такой скорости?
А потом я оказалась в палате и увидела, как он лежит в кровати, и все слова куда-то исчезли. Полились слезы, которые напрочь смывали все мои заготовки, слова и объяснения. Я часто видела его больным, но настолько сломленным - впервые.
Я села на пол, не найдя в себе силы дойти до его кровати, и стала выбирать, что сказать сначала.
-О, тебя-то мне и надо, - вдруг тихо произнес Руслан. - Я придумал тебе наказание.
-Давай, я согласна, - выдавила я, размазывая слезы по щекам. - Что бы ты там не придумал.
-У меня страшно болит голова, я не могу читать. Вот ты как раз этим и займешься.
-Ты настолько сильно злишься?
Он положил голову на подушку и закрыл глаза.
-О, я просто в ярости. Но ты читай. Чтение - успокаивает.
-Если верить некоторым рассуждениям, заболеть - легче легкого, если вовремя не заметить, что тебе хреново. Вот избегаешь своих эмоций и травм детства, а потом очень просто можно оказаться в ситуации, когда твои травмы начинают пожирать твое тело.
-Не помню, чтобы Достоевский такое писал. Или я как-то пропустил смену репертуара?
-Это Дмитраковский, помнишь его?
-Это который считает, что у тебя коленка болит из-за ругани с сестрой?
-Ну, да. Но есть что-то логичное, разве нет?
Руслан смотрит хмуро, но ничего не говорит. Конечно, не самый удачный способ развлечь человека на обезболивающих. Собственно, мой метод борьбы с его хандрой сегодня - чтение Достоевского, и стоило следовать этому плану. Его уже четвертый день как выписали из больницы, и возвращение в реальность ему пока давалось ох как нелегко. Левая рука на спицах, а глаза совсем-совсем темные, как пещеры.
-Твои коленки болят, потому что ты за ними не следишь. А руку я сломал, потому что осел. При чем тут травмы, пожирающие тело, из-за душевных мук?
Я смотрю на Руслана и понимаю, что он, конечно, прав. Но почему-то каждый раз, когда он болеет, это происходит тогда, когда ситуация медленно, но верно катится в жопу. Вот будто нарочно подгадывает, чтобы дать себе время официально отлежаться и пострадать. И сам он будто бы догадывается об этом, но злится на сам факт таких мыслей. Злится, хмурится и молчит.
-Больно? - спрашиваю я. - Таблеток принести?
Мотает головой. И хорошо.
Руслан попал в аварию, стащив отцовский мотоцикл. Пожалуй, только перелом и спасает его от рук отца, которые явно с удовольствием бы порвали сына. Но больница, операция и мать, насмерть вставшая на его защиту, чудесным образом уберегли его от чего-то большего, чем обычный разговор с угрозами.
Не прошло и пары месяцев, как их отношения с Элкой сошли на нет - так мне тогда казалось. На самом деле пройдет еще почти полгода до того момента, когда она пошлет его окончательно, не заметив, впрочем, что он послал ее еще раньше. Мы очень любим говорить теперь, что Элка мне не понравилась с самого начала, и я сразу знала, что они быстро расстанутся, но, черт возьми, это было не так.
Я была в восторге от Мариэллы. Я заслушивалась ее голосом, когда она пела под гитару, могла часами спорить с ней о книгах и просто любоваться, когда она задумчиво смотрела куда-то в себя. Она тоже была старше меня на год, и почему-то я это чувствовала очень остро. Мои подружки-погодки сильно уступали ей в размышлениях.
Собственно, поэтому я терялась каждый раз, когда вспыхивали их ссоры. А вспыхивали они очень часто и почти всегда на ровном месте.
Выяснилось, что Руслан был очень ревнив, а Элка - отчаянно свободолюбива. А после - прооравшись друг на друга вволю и успокоившись - они менялись местами. Я тоже раз через раз попадала в информационное после их разборок, но, как мне тогда казалось, Элка быстро поняла, что меня вообще в расчет брать не стоит. Ревновать Руслана ко мне было совершенно глупым и бесполезным делом, потому что мы проводили вместе катастрофически много времени. Катастрофически - для их отношений, конечно. Мне было норм. Да и Руслану тоже. Только к концу первого месяца их отношений мы оба поняли, что, вероятно, где-то ошибаемся, раз Элка так часто злится из-за нас.
Несколько раз мы говорили с ней, и вроде бы приходили к общему решению, но позже ярость ее ревности вспыхивала снова. А потом опять и опять. В итоге к концу декабря с практически не видела Руслана, успевая перекинуться парой слов в школе, если вдруг доводилось встретиться. Не могу сказать, что я сильно страдала - тогда мне казалось, что я спасаю отношения лучшего друга. Круга общения хватало, чтобы не чувствовать себя одинокой.
Этот маневр не особо помог, и шумные сцены стали случаться прямо в школе. Мне казалось, что по вибрации воздуха я могу понять, в каком настроении Руслан и Элка, и, чаще всего, эти вибрации мне совсем не нравились.
Общение возобновилось после нового года, когда мы оба оказались в доме у общего знакомого. Я загривком чувствовала, что творится что-то совсем неладное, но никак не могла понять, в чем дело. Поняла как только увидела Руслана. Он зашел в наполненную народом комнату, будто уже знал, что я буду там. А когда увидел - выдохнул будто бы облегченно и зашагал навстречу. Мне остается только пододвинуться, освободив ему место рядом со мной.
-Это какая-то хрень, - сообщает он, падая рядом со мной на диван.
И мне бы спросить, что он имеет ввиду, не хочет ли он поздравить меня с новым годом или вообще спросить, как дела - мы говорили в последний раз в начале декабря, а сейчас уже почти конец января. Но вместо этого я говорю:
-Любопытное у тебя мнение о своей девушке.
Руслан мерит меня сердитым взглядом и вдруг удивленно произносит:
-Зачем ты подстриглась?
Я машинально хватаю пальцами за кончики волос, которые вроде совсем недавно прикрывали ремень джинсов, а теперь едва достают до лопаток.
-Надоели, - бормочу в ответ. - Так в чем дело?
-Я не знаю, но порой мне кажется, что я запросто могу ее убить.
Если у Руслана нет времени на оборону, и он говорит в лоб, как есть - значит, все и впрямь на редкость хреново. У меня в голове есть два варианта, что ему ответить. Остается только выбрать, что сказать - то, что он хочет услышать, или то, что я думаю на самом деле.
-Должна признать, что с вашими характерами вы продержались достаточно долго.
-Как это понимать?
-Ну, брось. Не все такие, как твои родители. Это они влюбились в восемнадцать и счастливо проживут душа в душу до конца своих дней. Нет ничего страшного в том, что вам обоим понятно, что вы не подходите друг другу.
-Но ведь...
-Какие бы вы там чувства не питали друг к другу.
Руслан вдыхает и выдыхает. Видимо, гневной тирады не будет.
-Ты ведь понимаешь, что то, что ты чувствуешь - не любовь, ведь да? - я решаю закрепить успех.
-Конечно, - обреченно признается Руслан. - Но как сделать так, чтобы это поняла она?
-Вот было бы охуенно, если бы она сейчас типа случайно услышала все это, стоя у нас за спиной....
Он машинально обернулся, встревоженно разглядывая пьяную толпу за спинкой дивана.
-В кино обычно именно так, - продолжаю я. - Она слышит случайный разговор, говорит что-то вроде "все с тобой понятно", и потом как-то все сразу или меняется, или налаживается.
-Мне не надо, чтобы налаживалось, - быстро говорит Руслан. Да с такой тревогой, будто от того, сколько слово "налаживается" провисит в воздухе, зависит будущее. - Я хочу, чтобы все изменилось. Закончилось.
-И снова жаль, что это слышит не она...
Руслан смеется, но как-то совсем не весело.
-Ты думаешь, я не говорил ей об этом?
-А ты говорил?
-А то. После этого все заканчивается одинаково истерично.
Мне вдруг становится смешно, и я жалею, что выпила. Подавить смешок не удается от слова "совсем", и меня разбирает хохот. Я почему-то явно представила себе, как все эти их разговоры выглядят со стороны.
-Вот, значит, как? - возмущается Руслан, но сам тоже смеется. - Тебе кажется это смешным?
-Прости, я просто представила, как ты охреневаешь от всего этого. Вот даже лицо твое представила, и почему-то...
Я проваливаюсь в новый приступ хохота, и складываюсь вдвое.
-Ладно-ладно. Между прочим, кто-то, очень похожий на тебя, говорил мне в ноябре, что это все - хорошая затея.
-Кто же знал, что вы оба - истеричные королевы?
-Ребята! Вам нужно поцеловаться!
Смех будто выключили, и я выпрямляюсь. Интересно, как давно Юша сидит здесь? Оглядываюсь на Руслана, но тот удивлен не меньше меня. Юша - моя одноклассница, и я вижу ее чаще пьяной, чем на уроках. Что, впрочем, не отменяет моих к ней симпатий. Славная девчонка: учится, конечно, так себе, но с ней всегда есть о чем поговорить.
Сейчас она тоже пьяна, сидит прямо на ковре у нашего дивана и смотрит на нас так, будто мы - ее любимые котята.
-Сколько ты выпила, Юль? - усмехнулся Руслан, окинув ее оценивающим взглядом.
-Я серьезно, - не обращая внимания на него, продолжает Юша. - Ты вот говоришь: "вот бы она случайно услышала, что вы расстаетесь", и тогда у нее вроде бы было время, чтобы трезво это проглотить, но когда она слышит это в лоб - ей страшно, она плачет и кричит. Ну, ведь верно. Но ее тут нет, и ничего она случайно не услышит. Так вот вам надо поцеловаться. Это увидит сразу куча народу, а я могу еще и сфоткать. Тогда она увидит фотки, услышит, что говорят, ей станет обидно, она ведь гордая. Тогда она сама уйдет.
Глупость этой идеи обжигает скулы, мне хочется сказать, насколько все это бредово, но я почему-то молчу. И тишина эта тянется слишком долго - уже явно половину минуты. Оборачиваюсь на Руслана и вздрагиваю: он думает. Потом быстро улыбается и произносит:
-Знаешь, почему это плохой план, Юшка?
Юлька дергается - непонятно, кивает она или качает головой. Она с трудом встает на коленки и усаживается на диван между нами, положив голову на плечо Руслану, а мне отдав свои острые коленки.
-Почему? - выдыхает она, стараясь не моргать.
-Потому что я не хочу, чтобы она считала меня сволочью. А я буду сволочью, если она увидит меня с другой девушкой. Это раз. А два - я сам буду считать себя сволочью. Еще и друга подставлю.
Юшка морщится:
-Это вот ее-то? - кивает на меня.
-Думаешь, Элка не начнет поливать Ритку на каждом углу? Начнет. А чем Ритка это заслужила? Ничем.
Все это Руслан говорит с почти отеческой улыбкой, глядя на Юшку сверху вниз. Потом поднимает голову.
-Может, ей такси вызвать? - спрашивает тихо у меня.
-Да, пожалуй, - рассеянно отвечаю я, но в моей голове вертятся совсем другие мысли.
-Ритка - хорошая, - утверждает Юшка. - Она не заслужила.
Мы смеемся нелепости ее скомканной речи, а она вдруг вскрикивает:
-О! А поцелуй тогда меня? А Ритка сфотает. А мне ведь похуй, что Элка про меня скажет.
Руслан смеется, я смеюсь тоже, но ловлю себя на очень странных чувствах. Будто от шеи до самых скул я наполнена острыми иголками, которые вдруг решили устроить на меня атаку.
-Последи-ка, - Руслан поднимается, перекладывая голову Юшки ко мне на колени, и теперь она лежит у меня на коленях, свернувшись в клубок. Смотрю на нее. рассеянно перебивая рыжие завитки волос, а она что-то лопочет, совсем не понять, что именно.
После моей ноябрьской мысли о том, смогла бы я влюбиться в Руслана, я совсем не думала про это. Тогда мне было смешно, а теперь вдруг стало не по себе. За те чертовы 30 секунд, что Руслан думал, что будет, если он меня поцелует, целая орда огромных черных муравьев прокралась ко мне под ребра и теперь во всю строила там свою колонию. Надо будет подумать об этом завтра, на трезвую голову, а сейчас надо переключиться на что-то другое.
Но мой мозг уже начал свою вакханалию образов и ассоциативных цепочек. Я видела, как Руслан говорит по телефону, стоя в освещенном коридоре. Он улыбался кому-то - видимо, мимо прошел знакомый, но я вдруг поняла, что я очень давно не видела его улыбки. Я настолько привыкла к тому, что он всегда рядом со мной, что перестала ее замечать. А потом, когда мы не общались несколько недель, стала скучать по ней. А еще я вижу на его руке белесую полоску - новый шрам? Как он оказался там? Что случилось? Почему я не в курсе? Ах, ну да - мы же не общались несколько недель. Потом смотрю на его лицо и понимаю, что он стал совсем взрослым, а еще - красивым, и ведь раньше я никогда не оценивала его. Потом подбираюсь к самому странному вопросу: а хочу ли я поцеловать его? А чтобы он поцеловал меня? Слушаю, как на это отреагируют муравьи у меня под ребрами.
-Вообще херней вы страдаете, - Юша не дает мне услышать ответ от муравьев. Я смотрю вниз и понимаю, что она лежит и смотрит мне в лицо, широко распахнув глаза.
-Что? - переспрашиваю я.
-Дружбы между полами не существует. А вы просто тратите время на херню, - четко произносит Юлька. - Всем это понятно, но только не вам.
-Я не думаю,что дружбы между полами не существует, - произношу я. - Если это так - жить будет грустно.
-А жить уже грустно, - философски замечает Юлька и садится. -Где такси?
Я поднимаю глаза на Руслана, поняв, что вопрос она задала не мне.
-Скоро будет, отвечает он. Дойдешь до двери сама?
-Дойду, - вздыхает Юша. - Так, мне надо еще поговорить....
С кем ей надо поговорить, мы так и не услышали - Юлька решительно двинулась к выходу из комнаты. Руслан сел на диван, закинув руку за мою спину. Я чувствую, как по затылку плывет тепло от его руки - она в нескольких сантиметрах от моих волос. Черт возьми, но ведь это - норма, я могу спокойно спать с Русланом в одном спальнике с тринадцати лет, что теперь-то за дела? Задаю этот вопрос моей колонии муравьев, вслушиваюсь.
-И какой вердикт? - вдруг спрашивает Руслан.
-Что? - испуганно вздрагиваю я, но потом, поняв, что он не в курсе о моих беседах с моим внутренним миром, выдыхаю. -Ну, целовать Юльку явно не надо. Но, пожалуй, и правда стоит уже прекращать эту агонию. Надо поговорить с Элкой, выслушать все ее истерики и повторить снова, если нужно.
-А тебя?
Я молчу, стараясь свести одно к другому и понять, что он имеет ввиду. Будучи уверенной, что мои внутренние диалоги с собой - секретны, спрашиваю, потеряв осторожность:
-А что - меня?
-Нужно ли тебя целовать?
Я не поняла, муравьи ли это или что-то другое, но по затылку и спине прокатывается ослепительный холод. Я выпрямляюсь и оборачиваюсь.
-Ты спятил?
Вот сейчас... через секунду. Он засмеется, потом я засмеюсь, и все это окажется шуткой, но Руслан серьезен. Машинально отодвигаюсь подальше от его руки.
-Ты так долго молчала, когда Юша заговорила, мне показалось, что что-то не так, - спокойно произнес Руслан.
Я пытаюсь скинуть с себя какую-то совершенно дурацкую отторопь, но она ледяным холодом сковывает плечи. Я чувствую, как моя голова почему-то опускается вниз.
-Ритка, мне это совсем не нравится.
Я поднимаю голову от неожиданной тревоги в его голосе. Руслан действительно встревожен, хотя, скорее, больше зол на мое молчание.
-На самом деле, - начинаю я, совсем не понимая, что планирую сказать. - На самом деле все в порядке. Просто я так ждала, что ты рассмеешься после ее слов, но ты молчал, и как-то...стало не по себе.
-И мы не перестали общаться в декабре не потому, что...
-Нет, - выдыхаю я. - Точно нет. Успокойся.
-Значит, показалось.
-Ага.
Я отодвигаюсь подальше, поджимаю к себе коленки и что есть силы обхватываю их руками. Надо срочно что-то сделать, чтобы эта липкая тишина разрушилась. Самое паршивое, что когда-либо между нами происходило - это неловкие разговоры. Мы просто мастера по влипанию в такие беседы, но вот выходить из них так и не научились. Хотя подобных тем мы раньше не поднимали.
-Ритка, почему ты обиделась? - спрашивает Руслан, и я знаю, что он специально это говорит, потому что молчание и его тоже напрягает.
-Я не обиделась, - решаю быть честной. - Я просто вдруг представила себе все это и мне стало не по себе. И я подумала, а что, если мы в итоге к этому придем? И тогда все рухнет.
-Почему?
-Потому что так всегда происходит. И все так много говорят про отношения и так ждут их, но люди в них как-то не выглядят счастливыми.
-Ну...
-Это первое. А второе, - продолжила я. - А, впрочем, ладно. Остановимся на первом.
-Нет, скажи второе.
Я поднимаю глаза и вдруг понимаю, что такие разговоры нельзя сливать. Если они возникают, нужно обязательно их заканчивать. И заканчивать правильно. Но я не могу, и мне страшно, что правильно у меня не получится. А еще я вдруг окончательно понимаю, что мы совсем выросли, и теперь такие разговоры могут возникать очень часто. Причем такие разговоры, как с Юшкой - про отсутствие дружбы между полами и прочую дребедень. Грустно.
Руслан смотрит с такой тревогой, что я не решаюсь отшутиться.
-Руслан, - начинаю я, но тут же сдаюсь и беспомощно улыбаюсь.
Он понимает.
-Ладно. Пообещай мне тогда, что ты непременно скажешь, как только поймешь, что с тобой творится. Даже если ты решишь, что это - глупости, или подумаешь, что это может как-то изменить нашу дружбу. Обязательно расскажи мне, что крутится у тебя в голове, обещаешь?
А потом кто-то с шумом вломился в комнату, где-то кто-то закричал, а я так и не успела ничего сказать, хотя и собиралась. Началось какое-то хаотичное движение, и мы слились с ним, или забыв, или сделав вид, что забыли о чем говорили только что.
В следующий раз я увидела Руслана уже в марте, узнав, что они с Элкой сильно поругались и расстались в итоге. Тогда-то Руслан и сел на мотоцикл отца.
Единственное, о чем я думала, когда ехала в травму - насколько я хреновый друг, если узнаю об аварии лучшего друга от каких-то посторонних людей. Еще я думала, что скажу ему, когда увижу. Ведь надо будет как-то объяснить, почему я избегала его два месяца. Себе бы объяснить, а потом уже кому-то другому. А потом я корила себя за то, что первым делом мне бы подумать, что сказать по поводу Элки. Неспроста же он сел на мотоцикл и гнал на такой скорости?
А потом я оказалась в палате и увидела, как он лежит в кровати, и все слова куда-то исчезли. Полились слезы, которые напрочь смывали все мои заготовки, слова и объяснения. Я часто видела его больным, но настолько сломленным - впервые.
Я села на пол, не найдя в себе силы дойти до его кровати, и стала выбирать, что сказать сначала.
-О, тебя-то мне и надо, - вдруг тихо произнес Руслан. - Я придумал тебе наказание.
-Давай, я согласна, - выдавила я, размазывая слезы по щекам. - Что бы ты там не придумал.
-У меня страшно болит голова, я не могу читать. Вот ты как раз этим и займешься.
-Ты настолько сильно злишься?
Он положил голову на подушку и закрыл глаза.
-О, я просто в ярости. Но ты читай. Чтение - успокаивает.
четверг, 19 августа 2021
Собственно, не все так страшно, как могло быть. Но дискомфортно все равно, ага.
Пожалуй, самое странное, что можно делать во время депрессивного эпизода - это увольняться с работы и искать новую (вот прямо, пожалуйста, не делайте так).
Пока нежелание видеть коллег сильнее, чем желание чувствовать себя занятой, поэтому такое решение. Но посмотрим, что из этого выйдет.
Очень сильно надо взять себя в руки и попробовать держать руку на контроле. Пока не получается от слова совсем, но я же знаю рабочие схемы. Почему их так трудно применять сейчас?
Не очень ясно, добираюсь ли я до апогея или уже прошла его (благослови, боже, нейромедиаторы!), но путь вполне можно осилить. Я в это верю. Пока еще.
Пожалуй, самое странное, что можно делать во время депрессивного эпизода - это увольняться с работы и искать новую (вот прямо, пожалуйста, не делайте так).
Пока нежелание видеть коллег сильнее, чем желание чувствовать себя занятой, поэтому такое решение. Но посмотрим, что из этого выйдет.
Очень сильно надо взять себя в руки и попробовать держать руку на контроле. Пока не получается от слова совсем, но я же знаю рабочие схемы. Почему их так трудно применять сейчас?
Не очень ясно, добираюсь ли я до апогея или уже прошла его (благослови, боже, нейромедиаторы!), но путь вполне можно осилить. Я в это верю. Пока еще.
вторник, 17 августа 2021
04.05.2015
Сегодня впервые просматривается небо. Вот серьезно - явиться в Саяны в мае было отчаянно плохой идеей. Настоящей хорошей погодой можно было назвать только такую вот рваную облачность. Мол, не льет с неба - и ладно.
Куртка на моих плечах понемногу тяжелела, но не собиралась высыхать. От нее потянуло чьим-то запахом, и мне стало как-то совсем уж стремно. И как я умудрилась докатиться до такого? Сижу в каком-то домишке, на мне чья-то куртка, в руках - чужая кружка с чем-то, что напоминает чай лишь издали. Плюс резкий запах алкоголя, который явно накапали мне в кружку.
Где моя команда? Все ли целы? Почему я сижу здесь и пью самогон с чаем, вместо того, чтобы выяснить все это?
Дверь открылась, потом закрылась снова, кинув мне на веки пятно дневного света, я поморщилась. Потом открыла глаза и увидела Руслана. Сердце прыгнуло от радости, но потом рухнуло обратно в пятки от страха. Мы не виделись почти год, и этот год прямо не сказать, что показал меня с хорошей стороны. И по лицу Руслана это было видно. Я отодвинулась к стенке, забравшись на деревянные нары с ногами, а он сел напротив. Поставил кружку с чем-то дымящимся на выскобленный стол, отобрал кружку у меня и стянул с моей головы капюшон.
-Ну-ка, посмотри на меня.
Мне совсем не хочется. Если бы у моей совести было лицо - оно бы было Русланом. Но смотреть придется, он же заставит.
Руслан изменился, и я даже сходу не могу понять, в чем именно. Явно похудел - скулы стали острее, давно не спал - под глазами пролегли темные тени. А еще волосы отросли, он постоянно откидывал голову назад. Ну, конечно, кто бы отправлял его стричься в мое отсутствие? Не знаю, что он увидел на моем лице, но долго смотреть на него я не могу. Понять, почему - тоже.
-Забавно, - произносит он, отпивая из кружки. - Вчера сослуживец рассказывал про свою сестру, ее зовут Марго. И она ненавидит, когда ее зовут Ритой. И я вдруг вспомнил, что у меня вроде как был друг с таким же именем, а я понятия не имею, где она сейчас. Страшно, знаешь ли.
Я не знаю, что ответить. Но мне стыдно, а, видимо, именно на это Руслан и рассчитывает.
-Рассказывай, что случилось, - буркнул он, отводя глаза.
-Попали в непогоду, - отвечаю я. Господи, какой уже раз я повторяю эту фразу сегодня? - На перевале ураган, сначала был дождь с градом, а потом навалило снега. Все целы, вроде, но устали, а у меня... нервы, кажется, сдали. Но я в норме.
-Ты плакала в рации, - усмехнулся он.
-Ну, да. Бывает. Что в этом такого?
-Ты понимаешь, почему я здесь?
-Потому что ты больше на меня не злишься?
Руслан молчит, а я вдруг понимаю, глядя на него, что он будто постарел. Пытаюсь вспомнить, сколько ему лет, но утыкаюсь в тупик, вспоминая, сколько мне самой.
-Да я и не злился на тебя. Точнее, я всегда за что-то да злюсь на тебя, но дело не в этом. Мы были тут, неподалеку. А потом я услышал, как вызывают помощь, а там ты и...плачешь. Ты понимаешь, насколько это страшно - слышать, как ты плачешь, не зная где ты? Я даже не помню, как очутился здесь.
-Прости.
-Который день вы на маршруте?
-Шестой.
-А где этот...твой, как его? Арсений?
Смотрит совсем сердито, почти злобно.
-Не здесь, - огрызаюсь я.
-Что так?
-Мы вроде как расстались.
-Не знал...
-А много ты обо мне вообще знаешь теперь?
Теперь я смотрю злобно.
-Что там у тебя в стакане? Пахнет бухлом, - Руслан кивает на мою кружку, и я понимаю, что ему, видимо, стыдно. Неужели не я одна мучилась все это время?
-Не знаю. Что дали, то и пью.
-Это не дело, дай-ка сюда.
Руслан поднялся, открыл двери и выплеснул содержимое моей кружки на улицу. Вытащил из рюкзака термос - я его подарила ему три года назад - и налил полную кружку темной жидкости.
-Папин? - я жмурюсь от удовольствия, вдыхая запах иван-чая. Удивительно, как сильно запахи могут перемещать меня по эмоциям и событиям, прямо магия какая-то.
Руслан невольно улыбнулся.
-Ага. Нынче наготовил столько, что девать некуда. Пей, согреешься. А это еще что? - проворчал он, стягивая с меня чужую мокрую флиску. - Так. Раздевайся.
За год я отвыкла от него. Ну, точно. Замираю, как от удара, и не могу пошевелиться. Хочется сжаться в комок и отодвинуться в самый темный угол. Удивительно, как время и разлука могут действовать на меня.
-Отвернуться? - спрашивает Руслан, и я понимаю, чего смущаюсь. Вот он удивит татуировку, и начнется...
Я молчу.
-Посмотрим, что тут есть, - он нарочно отворачивается, делая вид, что ищет что-то в рюкзаке. Но я-то знаю, что он взял все, что нужно, как только решил, что поедет меня искать.
Пока он выкидывает на одеяло сухую рубашку, мои старые джинсы и огромную толстовку с эмблемой МЧС на рукаве, я успеваю стянуть с себя мокрую футболку и потянуться за рубашкой.
В сухой одежде отчаянно хорошо. А еще - она пахнет. Пахнет Русланом, тайгой и чем-то еще - очень родным и домашним, аж слезы навернулись. Уже не заморачиваясь, переодеваюсь в сухие джинсы, потом делаю из кружки большой глоток.
-Дай руку, - глухо попросил Руслан, а я, растерявшись, протягиваю ему ладонь.
Он закатывает рукав почти до локтя и сразу же видит черный орнамент, чуть ниже локтя. Руслан усмехнулся.
-Не обращай внимания, - я спешно спускаю рукав.
-Да ладно, я же не злюсь на это. Точнее, я злюсь не на нее, точнее...черт, Рит, да я вообще не злюсь на тебя, уже давно. Просто...
Боже мой, как же я люблю это "просто". "Просто" значит, что мне сейчас в двух-трех словах объяснят, на какой стадии злости он находится сейчас. И я вот-вот узнаю, что же он думал обо мне все это время? Что на самом деле он думал?
Руслан глубоко вдохнул и выдохнул - хороший знак.
-Я просто перестал тебя понимать. Сейчас тоже с трудом понимаю, но... , - наконец, смотрит на меня, и понимаю, что он и впрямь не злится. - Но я не знаю, что бы я делал, будь я на твоем месте.
-Но ты и так был на моем месте, - говорю я.
-Макс был мне другом, но моя потеря - не такая, как твоя. И мне сильно помогли это прожить, сам бы я не смог, а ты осталась одна.
-Я сама отказалась от помощи. Помнится, поэтому ты и психанул. Но я сейчас не о Максиме. Я про Лизу.
Руслан вздрогнул.
-С Лизой тоже было иначе. В любом случае, я должен был понимать, что я - сильнее. Ждать от тебя такой же реакции было нечестно. И как-то...неумно.
Я совсем не ожидала такого. Хотя, конечно, несколько раз думала так же, но совсем не представляла, что услышу от Руслана нечто подобное.
-В общем, я должен был тебя защищать. Может быть, больше, чем когда-либо, но я тебя бросил. И соскучился, пиздец как.
И мне бы сказать что-то колкое и едкое - сколько фраз у меня крутилось на языке за последние пару недель, но сил хватает только на то, чтобы перебраться с моих нар к Руслану и что есть силы обнять.
-То есть, мне нужно было промокнуть и потеряться, чтобы это услышать? - смеюсь я, но плачу, как последний дурак.
-Ну, не сказал бы, что я так думал даже час назад. Просто увидел тут тебя...в этой флиске дурацкой, чужой, и как-то понял, что своих не бросают, даже если они ведут себя, как долбаебы.
Когда Максим погиб, я пропустила несколько дней, выпав из реальности. А напрасно - они бы помогли мне ой как сильно. Помню, что я очень сильно кричала и била посуду, помню, как проваливалась в очень липкий, беспокойный сон, надеясь почувствовать хоть что-то иное, кроме обжигающей боли под горлом. Но ничего не происходило, и на месте тишины возникали смутные образы. Максим не снился, и, как я сейчас понимаю, это было мне на пользу.
Кто-то звонил - я не обращала внимания. Точнее, я всегда брала трубку, отвечала что-то, но все это куда-то исчезало, будто память стала мягкой и ломкой.
А потом была больница и Руслан, который неизменно оказывался рядом, приходя откуда-то из темноты. Он держал меня за руку, говорил что-то, я плакала, уткнувшись ему в плечо, но не понимала, что стоило бы и у него спросить хоть что-то - все-таки Макс был его лучшим другом. Он же и навел меня на правильные мысли о том, что надо бы подумать о ребенке, но было уже поздно. И, почему-то, эти дни я помню очень хорошо.
Я сутками лежала, прижав ладони к животу, стараясь передать все оставшиеся силы маленькому существу внутри меня. Нужно было как-то убедить его в том, что мир - не рухнул. И себя надо было убедить в этом, но сил, впрочем, хватило на кого-то одного из нас. Хотя и их оказалось мало.
Когда я потеряла ребенка, Руслан был тоже был рядом. Он мне и сказал об этом, когда я очнулась после экстренно проведенной операции. Потом долго молчал, сжимая мою ладонь. Он больше не знал, что говорить, но мне и не нужно было ничего слышать.
Если тьма - это глубина, в которой нужно нащупать дно и оттолкнуться от него, я только-только начала свое погружение.
Я очень быстро шла на поправку, и память оперативно подтерла воспоминания из больницы. Так же быстро она подтерла тех, кто когда-то играл в моей жизни какую-то роль - иначе как объяснить то, что я растеряла почти всех?
Я огрызалась, хамила и кусала каждого, кто подходил близко. Больше всех кусала, конечно, Руслана. Видимо, поэтому он и бросил меня. Как раз тогда и появился Арсений - парень, в которого я вложила всю свою боль и болезненно-нездоровую жажду выжить.
Мы много пили, я часто оказывалась в странной компании, из которой пару раз меня забирал Руслан. Но я смеялась, слушая его опасения, хамила и кидала обидные фразы. Мне и в голову не приходило, что кому-то может быть тоже тяжело. Я была страдальцем и упивалась этим чувством.
Когда мне удалось найти дно, я оказалась там вместе с Арсением. Я так хорошо помню то утро, что могла бы написать его маслом, если бы умела. Я проснулась с человеком, которого мало знала, а комната была чужой настолько, что хотелось бежать. Я помню, как несколько часов просидела под душем, стараясь вымыть из себя последние полгода, стремясь найти хоть что-то от прежней меня, но выходило с трудом. А еще на моей руке была татуировка. Я помню, что была пьяна, когда делала ее. Помню, что сильно ссорилась из-за нее с Русланом и помнила, что сделала ее в память о Максиме.
Сейчас кроме меня и нее больше ничего не было, а когда-то было так много. И тогда, когда я стала всплывать, я поняла, сколько дыр оставил во мне Максим, а сколько - я сама. Руслан был отчаянно нужен, но я была заблокирована в его телефоне, как тогда казалось - навечно. И я понимала, почему, хотя мой мозг и выстроил плотную стену самозащиты.
Однажды я набралась смелости и пришла к его отцу. Тот встретил меня жестким взглядом, но протянул большую ладонь, крепко прижав к себе.
-Ох, девочка, - проворчал он. - Жалко тебя. Всех вас жалко, но с ним так нельзя. Не проси даже, разбирайтесь сами.
Я шла мелкими шагами по очень хрупкой почве, и каждый раз натыкалась на пустоту в тех местах, где когда-то был Руслан. Его отсутствие в какой-то момент стало ранить больше, чем смерть Максима. Те моменты, которые мне удавалось отвоевать у реальности бех Максима, я в тот же день проигрывала, понимая, что Руслана я тоже потеряла. Смыслы находились и тут же пропадали.
И вот сейчас мои шажки привели меня в горы. Горы всегда спасали, и сейчас я так сильно надеялась на них. Но горы жестоки, и дело даже не в плохой погоде. За ту неделю, что я с коммерческой группой брела по тайге, Саяны долго и усердно выстраивали самое точное в мире зеркало, и вскоре я столкнулась с ним. Столкнулась - и пришла в ужас от того, в кого превратилась.
И когда я плакала в рацию спасателям, прося забрать нас с перевала, сотрясаемого ураганом и снегом, я просила забрать лично меня с той точки жизни, в которую я забрела. Плакала и надеялась, что тот, кто должен, услышит это и придет.
И он пришел. Сидит сейчас, перебирая мои волосы, и ничего не говорит, потому что знает, что я не услышу. А если и услышу - пойму неправильно.
-Я так много вариантов извинения составила, что сейчас не могу выбрать ни одного, - говорю я, отлипнув от Руслана.
Он рассмеялся.
-Ничего. Оклемаешься - я заставлю тебя написать мне все. Ты пей чай, руки ледяные.
Удивительно, насколько меняется восприятие реальности, когда падает камень с души. Чай стал вкуснее, если это вообще возможно. Плечам стало теплее, и мне впервые за долгое время было нестрашно. И рубашка пахла домом, а это было важнее всего прочего. Я вспомнила, где мой дом.
-Не знаю, как ты к этому отнесешься, - произнес Руслан, вытаскивая что-то из кармана. - Но такие вещи нельзя терять, выкидывать или закапывать. В общем, мне почему-то помогло это после Лизки. Вдруг и тебе поможет.
Я знала, что у него в кармане. Собственно, мне казалось, что я увижу это намного раньше. Кольцо было холодным и совсем чужим, хотя вроде совсем недавно носила его на пальце. С ним была цепочка, чтобы вешать на шею, но я долго сжимала его в ладонях, чтобы немного погреть.
-Это странно, - пробормотала я.
-Привыкнешь, - отозвался Руслан.
-Я не об этом. Странно, что мы так похожи. Теперь у нас даже цепочки одинаковые.
Руслан посмотрел на кольцо Лизки, что уже второй год висело у него на шее.
-Ну, мое-то кольцо явно красивее, - усмехнулся он.
Сегодня впервые просматривается небо. Вот серьезно - явиться в Саяны в мае было отчаянно плохой идеей. Настоящей хорошей погодой можно было назвать только такую вот рваную облачность. Мол, не льет с неба - и ладно.
Куртка на моих плечах понемногу тяжелела, но не собиралась высыхать. От нее потянуло чьим-то запахом, и мне стало как-то совсем уж стремно. И как я умудрилась докатиться до такого? Сижу в каком-то домишке, на мне чья-то куртка, в руках - чужая кружка с чем-то, что напоминает чай лишь издали. Плюс резкий запах алкоголя, который явно накапали мне в кружку.
Где моя команда? Все ли целы? Почему я сижу здесь и пью самогон с чаем, вместо того, чтобы выяснить все это?
Дверь открылась, потом закрылась снова, кинув мне на веки пятно дневного света, я поморщилась. Потом открыла глаза и увидела Руслана. Сердце прыгнуло от радости, но потом рухнуло обратно в пятки от страха. Мы не виделись почти год, и этот год прямо не сказать, что показал меня с хорошей стороны. И по лицу Руслана это было видно. Я отодвинулась к стенке, забравшись на деревянные нары с ногами, а он сел напротив. Поставил кружку с чем-то дымящимся на выскобленный стол, отобрал кружку у меня и стянул с моей головы капюшон.
-Ну-ка, посмотри на меня.
Мне совсем не хочется. Если бы у моей совести было лицо - оно бы было Русланом. Но смотреть придется, он же заставит.
Руслан изменился, и я даже сходу не могу понять, в чем именно. Явно похудел - скулы стали острее, давно не спал - под глазами пролегли темные тени. А еще волосы отросли, он постоянно откидывал голову назад. Ну, конечно, кто бы отправлял его стричься в мое отсутствие? Не знаю, что он увидел на моем лице, но долго смотреть на него я не могу. Понять, почему - тоже.
-Забавно, - произносит он, отпивая из кружки. - Вчера сослуживец рассказывал про свою сестру, ее зовут Марго. И она ненавидит, когда ее зовут Ритой. И я вдруг вспомнил, что у меня вроде как был друг с таким же именем, а я понятия не имею, где она сейчас. Страшно, знаешь ли.
Я не знаю, что ответить. Но мне стыдно, а, видимо, именно на это Руслан и рассчитывает.
-Рассказывай, что случилось, - буркнул он, отводя глаза.
-Попали в непогоду, - отвечаю я. Господи, какой уже раз я повторяю эту фразу сегодня? - На перевале ураган, сначала был дождь с градом, а потом навалило снега. Все целы, вроде, но устали, а у меня... нервы, кажется, сдали. Но я в норме.
-Ты плакала в рации, - усмехнулся он.
-Ну, да. Бывает. Что в этом такого?
-Ты понимаешь, почему я здесь?
-Потому что ты больше на меня не злишься?
Руслан молчит, а я вдруг понимаю, глядя на него, что он будто постарел. Пытаюсь вспомнить, сколько ему лет, но утыкаюсь в тупик, вспоминая, сколько мне самой.
-Да я и не злился на тебя. Точнее, я всегда за что-то да злюсь на тебя, но дело не в этом. Мы были тут, неподалеку. А потом я услышал, как вызывают помощь, а там ты и...плачешь. Ты понимаешь, насколько это страшно - слышать, как ты плачешь, не зная где ты? Я даже не помню, как очутился здесь.
-Прости.
-Который день вы на маршруте?
-Шестой.
-А где этот...твой, как его? Арсений?
Смотрит совсем сердито, почти злобно.
-Не здесь, - огрызаюсь я.
-Что так?
-Мы вроде как расстались.
-Не знал...
-А много ты обо мне вообще знаешь теперь?
Теперь я смотрю злобно.
-Что там у тебя в стакане? Пахнет бухлом, - Руслан кивает на мою кружку, и я понимаю, что ему, видимо, стыдно. Неужели не я одна мучилась все это время?
-Не знаю. Что дали, то и пью.
-Это не дело, дай-ка сюда.
Руслан поднялся, открыл двери и выплеснул содержимое моей кружки на улицу. Вытащил из рюкзака термос - я его подарила ему три года назад - и налил полную кружку темной жидкости.
-Папин? - я жмурюсь от удовольствия, вдыхая запах иван-чая. Удивительно, как сильно запахи могут перемещать меня по эмоциям и событиям, прямо магия какая-то.
Руслан невольно улыбнулся.
-Ага. Нынче наготовил столько, что девать некуда. Пей, согреешься. А это еще что? - проворчал он, стягивая с меня чужую мокрую флиску. - Так. Раздевайся.
За год я отвыкла от него. Ну, точно. Замираю, как от удара, и не могу пошевелиться. Хочется сжаться в комок и отодвинуться в самый темный угол. Удивительно, как время и разлука могут действовать на меня.
-Отвернуться? - спрашивает Руслан, и я понимаю, чего смущаюсь. Вот он удивит татуировку, и начнется...
Я молчу.
-Посмотрим, что тут есть, - он нарочно отворачивается, делая вид, что ищет что-то в рюкзаке. Но я-то знаю, что он взял все, что нужно, как только решил, что поедет меня искать.
Пока он выкидывает на одеяло сухую рубашку, мои старые джинсы и огромную толстовку с эмблемой МЧС на рукаве, я успеваю стянуть с себя мокрую футболку и потянуться за рубашкой.
В сухой одежде отчаянно хорошо. А еще - она пахнет. Пахнет Русланом, тайгой и чем-то еще - очень родным и домашним, аж слезы навернулись. Уже не заморачиваясь, переодеваюсь в сухие джинсы, потом делаю из кружки большой глоток.
-Дай руку, - глухо попросил Руслан, а я, растерявшись, протягиваю ему ладонь.
Он закатывает рукав почти до локтя и сразу же видит черный орнамент, чуть ниже локтя. Руслан усмехнулся.
-Не обращай внимания, - я спешно спускаю рукав.
-Да ладно, я же не злюсь на это. Точнее, я злюсь не на нее, точнее...черт, Рит, да я вообще не злюсь на тебя, уже давно. Просто...
Боже мой, как же я люблю это "просто". "Просто" значит, что мне сейчас в двух-трех словах объяснят, на какой стадии злости он находится сейчас. И я вот-вот узнаю, что же он думал обо мне все это время? Что на самом деле он думал?
Руслан глубоко вдохнул и выдохнул - хороший знак.
-Я просто перестал тебя понимать. Сейчас тоже с трудом понимаю, но... , - наконец, смотрит на меня, и понимаю, что он и впрямь не злится. - Но я не знаю, что бы я делал, будь я на твоем месте.
-Но ты и так был на моем месте, - говорю я.
-Макс был мне другом, но моя потеря - не такая, как твоя. И мне сильно помогли это прожить, сам бы я не смог, а ты осталась одна.
-Я сама отказалась от помощи. Помнится, поэтому ты и психанул. Но я сейчас не о Максиме. Я про Лизу.
Руслан вздрогнул.
-С Лизой тоже было иначе. В любом случае, я должен был понимать, что я - сильнее. Ждать от тебя такой же реакции было нечестно. И как-то...неумно.
Я совсем не ожидала такого. Хотя, конечно, несколько раз думала так же, но совсем не представляла, что услышу от Руслана нечто подобное.
-В общем, я должен был тебя защищать. Может быть, больше, чем когда-либо, но я тебя бросил. И соскучился, пиздец как.
И мне бы сказать что-то колкое и едкое - сколько фраз у меня крутилось на языке за последние пару недель, но сил хватает только на то, чтобы перебраться с моих нар к Руслану и что есть силы обнять.
-То есть, мне нужно было промокнуть и потеряться, чтобы это услышать? - смеюсь я, но плачу, как последний дурак.
-Ну, не сказал бы, что я так думал даже час назад. Просто увидел тут тебя...в этой флиске дурацкой, чужой, и как-то понял, что своих не бросают, даже если они ведут себя, как долбаебы.
Когда Максим погиб, я пропустила несколько дней, выпав из реальности. А напрасно - они бы помогли мне ой как сильно. Помню, что я очень сильно кричала и била посуду, помню, как проваливалась в очень липкий, беспокойный сон, надеясь почувствовать хоть что-то иное, кроме обжигающей боли под горлом. Но ничего не происходило, и на месте тишины возникали смутные образы. Максим не снился, и, как я сейчас понимаю, это было мне на пользу.
Кто-то звонил - я не обращала внимания. Точнее, я всегда брала трубку, отвечала что-то, но все это куда-то исчезало, будто память стала мягкой и ломкой.
А потом была больница и Руслан, который неизменно оказывался рядом, приходя откуда-то из темноты. Он держал меня за руку, говорил что-то, я плакала, уткнувшись ему в плечо, но не понимала, что стоило бы и у него спросить хоть что-то - все-таки Макс был его лучшим другом. Он же и навел меня на правильные мысли о том, что надо бы подумать о ребенке, но было уже поздно. И, почему-то, эти дни я помню очень хорошо.
Я сутками лежала, прижав ладони к животу, стараясь передать все оставшиеся силы маленькому существу внутри меня. Нужно было как-то убедить его в том, что мир - не рухнул. И себя надо было убедить в этом, но сил, впрочем, хватило на кого-то одного из нас. Хотя и их оказалось мало.
Когда я потеряла ребенка, Руслан был тоже был рядом. Он мне и сказал об этом, когда я очнулась после экстренно проведенной операции. Потом долго молчал, сжимая мою ладонь. Он больше не знал, что говорить, но мне и не нужно было ничего слышать.
Если тьма - это глубина, в которой нужно нащупать дно и оттолкнуться от него, я только-только начала свое погружение.
Я очень быстро шла на поправку, и память оперативно подтерла воспоминания из больницы. Так же быстро она подтерла тех, кто когда-то играл в моей жизни какую-то роль - иначе как объяснить то, что я растеряла почти всех?
Я огрызалась, хамила и кусала каждого, кто подходил близко. Больше всех кусала, конечно, Руслана. Видимо, поэтому он и бросил меня. Как раз тогда и появился Арсений - парень, в которого я вложила всю свою боль и болезненно-нездоровую жажду выжить.
Мы много пили, я часто оказывалась в странной компании, из которой пару раз меня забирал Руслан. Но я смеялась, слушая его опасения, хамила и кидала обидные фразы. Мне и в голову не приходило, что кому-то может быть тоже тяжело. Я была страдальцем и упивалась этим чувством.
Когда мне удалось найти дно, я оказалась там вместе с Арсением. Я так хорошо помню то утро, что могла бы написать его маслом, если бы умела. Я проснулась с человеком, которого мало знала, а комната была чужой настолько, что хотелось бежать. Я помню, как несколько часов просидела под душем, стараясь вымыть из себя последние полгода, стремясь найти хоть что-то от прежней меня, но выходило с трудом. А еще на моей руке была татуировка. Я помню, что была пьяна, когда делала ее. Помню, что сильно ссорилась из-за нее с Русланом и помнила, что сделала ее в память о Максиме.
Сейчас кроме меня и нее больше ничего не было, а когда-то было так много. И тогда, когда я стала всплывать, я поняла, сколько дыр оставил во мне Максим, а сколько - я сама. Руслан был отчаянно нужен, но я была заблокирована в его телефоне, как тогда казалось - навечно. И я понимала, почему, хотя мой мозг и выстроил плотную стену самозащиты.
Однажды я набралась смелости и пришла к его отцу. Тот встретил меня жестким взглядом, но протянул большую ладонь, крепко прижав к себе.
-Ох, девочка, - проворчал он. - Жалко тебя. Всех вас жалко, но с ним так нельзя. Не проси даже, разбирайтесь сами.
Я шла мелкими шагами по очень хрупкой почве, и каждый раз натыкалась на пустоту в тех местах, где когда-то был Руслан. Его отсутствие в какой-то момент стало ранить больше, чем смерть Максима. Те моменты, которые мне удавалось отвоевать у реальности бех Максима, я в тот же день проигрывала, понимая, что Руслана я тоже потеряла. Смыслы находились и тут же пропадали.
И вот сейчас мои шажки привели меня в горы. Горы всегда спасали, и сейчас я так сильно надеялась на них. Но горы жестоки, и дело даже не в плохой погоде. За ту неделю, что я с коммерческой группой брела по тайге, Саяны долго и усердно выстраивали самое точное в мире зеркало, и вскоре я столкнулась с ним. Столкнулась - и пришла в ужас от того, в кого превратилась.
И когда я плакала в рацию спасателям, прося забрать нас с перевала, сотрясаемого ураганом и снегом, я просила забрать лично меня с той точки жизни, в которую я забрела. Плакала и надеялась, что тот, кто должен, услышит это и придет.
И он пришел. Сидит сейчас, перебирая мои волосы, и ничего не говорит, потому что знает, что я не услышу. А если и услышу - пойму неправильно.
-Я так много вариантов извинения составила, что сейчас не могу выбрать ни одного, - говорю я, отлипнув от Руслана.
Он рассмеялся.
-Ничего. Оклемаешься - я заставлю тебя написать мне все. Ты пей чай, руки ледяные.
Удивительно, насколько меняется восприятие реальности, когда падает камень с души. Чай стал вкуснее, если это вообще возможно. Плечам стало теплее, и мне впервые за долгое время было нестрашно. И рубашка пахла домом, а это было важнее всего прочего. Я вспомнила, где мой дом.
-Не знаю, как ты к этому отнесешься, - произнес Руслан, вытаскивая что-то из кармана. - Но такие вещи нельзя терять, выкидывать или закапывать. В общем, мне почему-то помогло это после Лизки. Вдруг и тебе поможет.
Я знала, что у него в кармане. Собственно, мне казалось, что я увижу это намного раньше. Кольцо было холодным и совсем чужим, хотя вроде совсем недавно носила его на пальце. С ним была цепочка, чтобы вешать на шею, но я долго сжимала его в ладонях, чтобы немного погреть.
-Это странно, - пробормотала я.
-Привыкнешь, - отозвался Руслан.
-Я не об этом. Странно, что мы так похожи. Теперь у нас даже цепочки одинаковые.
Руслан посмотрел на кольцо Лизки, что уже второй год висело у него на шее.
-Ну, мое-то кольцо явно красивее, - усмехнулся он.
понедельник, 16 августа 2021
12.11.2006
Если расценивать сильные эмоции, как повод напиться, то влюбленность - самый веский. Помнится, той осенью мы вскрыли шкафчик отца Руслана в поисках чего-то эдакого и обнаружили там коллекционный вискарь. Конечно, тогда мы не знали, что значит "коллекционный", да и про вискарь знали немного (в наши-то 15 и 16), то рады были страшно. Вернее сказать, рада была больше я, потому что тогда еще понятия не имела, что делать с Русланом, разносящим мебель в щепки. И почему-то мысль о том, что нечто в красивой бутылке красивого орехового цвета может помочь, казалась прямо спасительной. Собственно, так и произошло. И уже час спустя мы сидели на крыше его дома, добивая бутылку. Удивительно, но я мы не чувствовали себя пьяными. Вероятно, адреналин и огромный кусок вяленой оленины сделали свое дело, но тогда-то Руслан и смог, наконец, сложить в слова все то, что заставило его настолько сильно выйти из себя.
Я была готова ко всему: разводу его великолепных родителей, смерти любимой собаки и даже к убийству кого-то из одноклассников и сиюминутному походу в лес с целью закопать его тело. Когда я узнала, что Руслан влюбился, я была готова убить его прямо здесь же. План избавления от тела в лесу, сложившийся уже в моей голове, здесь бы пригодился. Я даже набрала воздуха побольше, чтобы выдать ему все, что я думаю по этому поводу, но что-то меня остановило.
Я вдруг увидела Руслана совсем другим. И охренела от того, что увидела. За все эти годы, пока мы росли бок о бок, как брат и сестра, мы постигали одни и те же истины - ругались и мирились, узнавали и теряли, щупали мир, проверяя его на прочность и каждый раз двигались почти след в след. Но дело в том, что я шла - в след, а свежие отпечатки на непознанной почве мира оставлял именно он, неизменно закрывая меня от всех побочек реальности. На мой вопрос он всегда находил ответ, и мне этого хватало. Конечно, я потом подкрепляла его ответы чем-то своим, но, в целом, Руслан рос поразительно умным для своего характера парнем.
И сейчас этому парню было 16, и он столкнулся с тем, что мы оба еще ни разу не испытывали, даже друг к другу. Он был влюблен, и эти чувства разбрасывали его по звездному небу, больше пугая, чем воодушевляя. И теперь-то как раз должен прийти мой час мудрости и поддержки, но я не знала, что ему сказать. Да и кто мог? Его отец - черствый, но заботливый по-своему? Его мама, которую они оба старательно оберегали от любых потрясений извне? Его друзья, которые вряд ли уже сталкивались с чем-то подобным, а посему способные только ранить насмешками и недомолвками?
Нет.
Я понимала, что идти ему не к кому, и мне очень хотелось сдюжить. Но почему-то именно сейчас я поняла, что год разницы между нами - это огромная пропасть. Я смотрела на свое отражение в темном экране мобильника и понимала, что я еще совсем глупый ребенок, а Руслан - внезапно выросший юный мужчина, и, черт возьми, а знаю ли я его вообще? Я стала смотреть на него, и мне снова стало не по себе от сжимающего горло чувства тревоги. Мы выросли. Точнее, он - точно вырос. А я?
Тогда мне казалось, что влюбиться - значит вырасти бесповоротно, и кто бы мне сказал тогда, какими детьми нас делают подобные чувства. Я невольно задумалась, а могу ли я в кого-то влюбиться, представив всех знакомых мне мальчишек. Потом снова взглянула на Руслана и спросила себя, могла бы я влюбиться в него? Стало смешно.
-Пожалуй, ты права, - вдруг сказал Руслан, отставив бутылку. - С каждым глотком и правда становится смешнее и смешнее.
-Я не о том, - проговорила я, отхлебнув из горлышка. - Я представила, что было бы, если бы я влюбилась в тебя.
Руслан вздрогнул и смерил меня совсем уж ошалелым взглядом. Он молчал, и мне становилось не по себе. Насколько глупым было то, что я сказала?
-А ведь если бы это была ты - насколько бы все было проще, - вздохнул он, снова переводя взгляд на холодное небо.
-Почему?
-Потому что с тобой я могу говорить.
-А с ней не можешь?
-Очевидно, нет, если сижу здесь.
Ну, хорошо. Моя роль в этой истории весьма понятна, ибо что я могу делать лучше, чем молоть языком? Я застегнула куртку, придвинулась ближе, взяла его под руку, и все случилось. Вот правда - ни один психиатр так и не смог мне объяснить этот наш феномен: стоило взять его за руку, прикоснуться плечом, и я мгновенно чувствовала то же, что и Руслан. Конечно, не так ярко - дорисовывая и дополняя, но получая нужные мне контуры. И сейчас произошло так же. Я могла считывать информацию пятнами, а могла - словами, через запятую, но сейчас на меня хлынуло все сразу, и я с трудом остановилась.
-Это ведь Элка, верно? - спросила я первым делом.
Руслан кивнул, даже не стараясь выбраться из моего захвата. Обычно такие манипуляции мне не позволялись.
-Ну, конечно, все было бы проще, будь на ее месте кто угодно - необязательно я, - усмехнулась я, вспомнив ее красивое надменное лицо.
О, о лице Мариэллы, которую мы звали Элкой, беся ее этим до белых чертей, можно было слагать легенды. Было бы удивительно, если бы Руслана она не зацепила. Еще через пару лет я узнаю, что девушки, не бесящие Руслана, его не интересуют в принципе, но тогда мне было любопытно, что за алгоритм сработал в его умной голове.
Она жила через три дома и удивительным образом умудрялась оказываться рядом с нами в самых непредсказуемых местах. Даже когда мы выходили на прогулку с псом в самый дальний лог, наматывая двенадцатый километр, Элка попадалась нам навстречу, шагая с гор вниз. Стоит ли говорить, что ее точеная фигура и длинные черные кудри выглядели так, будто за поворотом ее ждала машина, из которой она только что выпорхнула?
Элка была умна, спортивна, остра на язык. Она любила горы и русский рок, при этом умудряясь нравиться тем, кто никогда не бывал выше ближайшего перевала. Она была сердцем и мозгом крепкой компании девчонок, которых я, в рамках инстинкта самосохранения, предпочитала избегать.
Руслан не замечал ее, и, видимо, только из-за этого был обречен сидеть здесь сейчас, со мной. Очевидно, в какой-то момент его отстраненность понравилась ей настолько, что она решила пустить в ход все свои силы.
Мне казалось, что в нашей маленькой стае нас стало трое - так часто она мелькала перед глазами. Она познакомилась с его родителями и покорила их - хотя бы тем, что тоже приехала сюда с родителями, сбежав от войны. Их семьи начали дружить, и нужно было быть полными идиотами, чтобы не начать хотя бы в шутку говорить о том, как же это мило - их дети-погодки так славно общаются, может, поженятся?
Элка стала бывать у Руслана дома почти так же часто, как я, и меня это совсем не трогало лишь потому, что я видела, насколько злится Руслан на ее напор и непосредственность. Тогда я еще не знала, что его злость и стала началом влюбленности, последствия которой мне еще предстояло разгребать. Будь я немного поумнее, конечно, я бы сообразила, что происходит, но мне было 15. Вряд ли я могла шагнуть так далеко. Слушая их разговоры, сложно было догадаться, что за этим стоит что-то большее, чем перепалка двух не самых близких знакомых, но не прошло и полугода, как Руслан встрял. За эти полгода юбка Мариэллы поднялась на добрую ладонь, глаза стали больше на добрый сантиметр (спасибо стрелкам и туши), а разговоры набрались дерзости и потрясающего шарма. Господи, да как я сама в нее не влюбилась - вот вопрос!
-Ну, послушай, - заговорила я, осторожненько выбирая себе путь между громадами мыслей. - Ты же понимаешь, почему так случилось? Это был ее план, и ты сейчас следуешь ему, как милый котик, которого манят лазерной указкой.
-Понимаю, но...с этим очень трудно что-то сделать, - сокрушенно признался Руслан. - Это очень плохо?
-Я понятия не имею, Рус. Но, пожалуй, в этом нет ничего страшного. Элка - неплохая девчонка, и у вас это явно взаимно. Что тебя пугает больше всего?
Ой, этот взгляд.... Он напугал меня до чертиков, но, на счастье, я видела его не так часто за всю жизнь. Беспомощность. Руслан смотрел беспомощно, и, если бы он был волком, мгновенно удрал бы за самые дальние горы.
-Я не могу спокойно думать, - сказал он, помолчав. - Мне хочется...всего сразу и ничего одновременно. Хочется бегать и лежать в темном углу. Хочется быть везде и сразу и не быть нигде, понимаешь?
Что я могу сказать, когда на меня смотрят так?
-Понимаю, но... Пожалуй, это бы случилось, рано или поздно. И ты выдержишь это, если перестанешь так бояться самого себя.
-Мне кажется, что я умру. Вот, послушай, - он протянул мне руку, приложив мои пальцы к своему запястью. - Оно стучит так бешено, что... как мне выжить?
Мы о чем-то говорили, и я не помню, что именно говорила тогда. Но я продолжала держать его за руку и слушала, как пульс перестает долбить свой бешеный ритм, и мне казалось, что я все делаю верно. Потом мы смеялись над тем, каким же надо быть идиотом, чтобы разгромить собственную комнату, не совладав с собой? В доме полно комнат, но нет, сука, под руку попалась самая дорогая. Мы оба хорошо знали его отца и понимали, что жить в этих руинах Руслану предстоит до скончания веков - хотя бы в качестве наказания. Я потребовала от него клятвы, что такого больше не повториться, и тогда мы еще не знали, что эту клятву он сдержать не сможет. Как и не знали, как сильно нам обоим влетит за украденный вискарь.
Но тогда, в половину третьего ночи, на крыше, нам казалось, что мы взобрались на нечто огромное и неизвестное. Взобрались и остались живы. Тогда нам казалось, что мы принимали самое важное решение в жизни, не зная еще, что имя Элки через десять лет Руслан будет вспоминать с трудом и смеяться, когда вспомнит.
Я сидела совершенно околевшая, но довольно, поняв, наконец, что впервые мне удалось увидеть Руслана слабым. До этого дня я категорически боялась этого дня: мне было максимально комфортно за его плечом, зная, что он - сильный, спокойный и мудрый - меня прикроет. Но я понимала, что когда-то этот алгоритм даст сбой, и что делать с этим - не знала. Мне было чертовски важно оставаться маленькой и ранимой в тени грозного и надежного, как скала, друга. Но вот: уставший от собственного гнева, напуганный до смерти тем, что никогда раньше не чувствовал, но его рука по-прежнему больше моей. И сам он - по-прежнему больше.
Даже когда я убиралась в его комнате, пока он бессильно свалился в свой гамак, мне не было страшно. Мир приблизился еще на шаг, стал явнее и страшнее, но мы пр-прежнему шли к нему вместе. Пусть даже теперь с нами идет и Мариэлла.
Но к утру в моей голове сформировался вопрос, который я сама не ожидала увидеть, и ответа на который я боялась.
Если Руслан считает, что, влюбись он в меня, все было бы проще и лучше, почему этого не случилось?
Если расценивать сильные эмоции, как повод напиться, то влюбленность - самый веский. Помнится, той осенью мы вскрыли шкафчик отца Руслана в поисках чего-то эдакого и обнаружили там коллекционный вискарь. Конечно, тогда мы не знали, что значит "коллекционный", да и про вискарь знали немного (в наши-то 15 и 16), то рады были страшно. Вернее сказать, рада была больше я, потому что тогда еще понятия не имела, что делать с Русланом, разносящим мебель в щепки. И почему-то мысль о том, что нечто в красивой бутылке красивого орехового цвета может помочь, казалась прямо спасительной. Собственно, так и произошло. И уже час спустя мы сидели на крыше его дома, добивая бутылку. Удивительно, но я мы не чувствовали себя пьяными. Вероятно, адреналин и огромный кусок вяленой оленины сделали свое дело, но тогда-то Руслан и смог, наконец, сложить в слова все то, что заставило его настолько сильно выйти из себя.
Я была готова ко всему: разводу его великолепных родителей, смерти любимой собаки и даже к убийству кого-то из одноклассников и сиюминутному походу в лес с целью закопать его тело. Когда я узнала, что Руслан влюбился, я была готова убить его прямо здесь же. План избавления от тела в лесу, сложившийся уже в моей голове, здесь бы пригодился. Я даже набрала воздуха побольше, чтобы выдать ему все, что я думаю по этому поводу, но что-то меня остановило.
Я вдруг увидела Руслана совсем другим. И охренела от того, что увидела. За все эти годы, пока мы росли бок о бок, как брат и сестра, мы постигали одни и те же истины - ругались и мирились, узнавали и теряли, щупали мир, проверяя его на прочность и каждый раз двигались почти след в след. Но дело в том, что я шла - в след, а свежие отпечатки на непознанной почве мира оставлял именно он, неизменно закрывая меня от всех побочек реальности. На мой вопрос он всегда находил ответ, и мне этого хватало. Конечно, я потом подкрепляла его ответы чем-то своим, но, в целом, Руслан рос поразительно умным для своего характера парнем.
И сейчас этому парню было 16, и он столкнулся с тем, что мы оба еще ни разу не испытывали, даже друг к другу. Он был влюблен, и эти чувства разбрасывали его по звездному небу, больше пугая, чем воодушевляя. И теперь-то как раз должен прийти мой час мудрости и поддержки, но я не знала, что ему сказать. Да и кто мог? Его отец - черствый, но заботливый по-своему? Его мама, которую они оба старательно оберегали от любых потрясений извне? Его друзья, которые вряд ли уже сталкивались с чем-то подобным, а посему способные только ранить насмешками и недомолвками?
Нет.
Я понимала, что идти ему не к кому, и мне очень хотелось сдюжить. Но почему-то именно сейчас я поняла, что год разницы между нами - это огромная пропасть. Я смотрела на свое отражение в темном экране мобильника и понимала, что я еще совсем глупый ребенок, а Руслан - внезапно выросший юный мужчина, и, черт возьми, а знаю ли я его вообще? Я стала смотреть на него, и мне снова стало не по себе от сжимающего горло чувства тревоги. Мы выросли. Точнее, он - точно вырос. А я?
Тогда мне казалось, что влюбиться - значит вырасти бесповоротно, и кто бы мне сказал тогда, какими детьми нас делают подобные чувства. Я невольно задумалась, а могу ли я в кого-то влюбиться, представив всех знакомых мне мальчишек. Потом снова взглянула на Руслана и спросила себя, могла бы я влюбиться в него? Стало смешно.
-Пожалуй, ты права, - вдруг сказал Руслан, отставив бутылку. - С каждым глотком и правда становится смешнее и смешнее.
-Я не о том, - проговорила я, отхлебнув из горлышка. - Я представила, что было бы, если бы я влюбилась в тебя.
Руслан вздрогнул и смерил меня совсем уж ошалелым взглядом. Он молчал, и мне становилось не по себе. Насколько глупым было то, что я сказала?
-А ведь если бы это была ты - насколько бы все было проще, - вздохнул он, снова переводя взгляд на холодное небо.
-Почему?
-Потому что с тобой я могу говорить.
-А с ней не можешь?
-Очевидно, нет, если сижу здесь.
Ну, хорошо. Моя роль в этой истории весьма понятна, ибо что я могу делать лучше, чем молоть языком? Я застегнула куртку, придвинулась ближе, взяла его под руку, и все случилось. Вот правда - ни один психиатр так и не смог мне объяснить этот наш феномен: стоило взять его за руку, прикоснуться плечом, и я мгновенно чувствовала то же, что и Руслан. Конечно, не так ярко - дорисовывая и дополняя, но получая нужные мне контуры. И сейчас произошло так же. Я могла считывать информацию пятнами, а могла - словами, через запятую, но сейчас на меня хлынуло все сразу, и я с трудом остановилась.
-Это ведь Элка, верно? - спросила я первым делом.
Руслан кивнул, даже не стараясь выбраться из моего захвата. Обычно такие манипуляции мне не позволялись.
-Ну, конечно, все было бы проще, будь на ее месте кто угодно - необязательно я, - усмехнулась я, вспомнив ее красивое надменное лицо.
О, о лице Мариэллы, которую мы звали Элкой, беся ее этим до белых чертей, можно было слагать легенды. Было бы удивительно, если бы Руслана она не зацепила. Еще через пару лет я узнаю, что девушки, не бесящие Руслана, его не интересуют в принципе, но тогда мне было любопытно, что за алгоритм сработал в его умной голове.
Она жила через три дома и удивительным образом умудрялась оказываться рядом с нами в самых непредсказуемых местах. Даже когда мы выходили на прогулку с псом в самый дальний лог, наматывая двенадцатый километр, Элка попадалась нам навстречу, шагая с гор вниз. Стоит ли говорить, что ее точеная фигура и длинные черные кудри выглядели так, будто за поворотом ее ждала машина, из которой она только что выпорхнула?
Элка была умна, спортивна, остра на язык. Она любила горы и русский рок, при этом умудряясь нравиться тем, кто никогда не бывал выше ближайшего перевала. Она была сердцем и мозгом крепкой компании девчонок, которых я, в рамках инстинкта самосохранения, предпочитала избегать.
Руслан не замечал ее, и, видимо, только из-за этого был обречен сидеть здесь сейчас, со мной. Очевидно, в какой-то момент его отстраненность понравилась ей настолько, что она решила пустить в ход все свои силы.
Мне казалось, что в нашей маленькой стае нас стало трое - так часто она мелькала перед глазами. Она познакомилась с его родителями и покорила их - хотя бы тем, что тоже приехала сюда с родителями, сбежав от войны. Их семьи начали дружить, и нужно было быть полными идиотами, чтобы не начать хотя бы в шутку говорить о том, как же это мило - их дети-погодки так славно общаются, может, поженятся?
Элка стала бывать у Руслана дома почти так же часто, как я, и меня это совсем не трогало лишь потому, что я видела, насколько злится Руслан на ее напор и непосредственность. Тогда я еще не знала, что его злость и стала началом влюбленности, последствия которой мне еще предстояло разгребать. Будь я немного поумнее, конечно, я бы сообразила, что происходит, но мне было 15. Вряд ли я могла шагнуть так далеко. Слушая их разговоры, сложно было догадаться, что за этим стоит что-то большее, чем перепалка двух не самых близких знакомых, но не прошло и полугода, как Руслан встрял. За эти полгода юбка Мариэллы поднялась на добрую ладонь, глаза стали больше на добрый сантиметр (спасибо стрелкам и туши), а разговоры набрались дерзости и потрясающего шарма. Господи, да как я сама в нее не влюбилась - вот вопрос!
-Ну, послушай, - заговорила я, осторожненько выбирая себе путь между громадами мыслей. - Ты же понимаешь, почему так случилось? Это был ее план, и ты сейчас следуешь ему, как милый котик, которого манят лазерной указкой.
-Понимаю, но...с этим очень трудно что-то сделать, - сокрушенно признался Руслан. - Это очень плохо?
-Я понятия не имею, Рус. Но, пожалуй, в этом нет ничего страшного. Элка - неплохая девчонка, и у вас это явно взаимно. Что тебя пугает больше всего?
Ой, этот взгляд.... Он напугал меня до чертиков, но, на счастье, я видела его не так часто за всю жизнь. Беспомощность. Руслан смотрел беспомощно, и, если бы он был волком, мгновенно удрал бы за самые дальние горы.
-Я не могу спокойно думать, - сказал он, помолчав. - Мне хочется...всего сразу и ничего одновременно. Хочется бегать и лежать в темном углу. Хочется быть везде и сразу и не быть нигде, понимаешь?
Что я могу сказать, когда на меня смотрят так?
-Понимаю, но... Пожалуй, это бы случилось, рано или поздно. И ты выдержишь это, если перестанешь так бояться самого себя.
-Мне кажется, что я умру. Вот, послушай, - он протянул мне руку, приложив мои пальцы к своему запястью. - Оно стучит так бешено, что... как мне выжить?
Мы о чем-то говорили, и я не помню, что именно говорила тогда. Но я продолжала держать его за руку и слушала, как пульс перестает долбить свой бешеный ритм, и мне казалось, что я все делаю верно. Потом мы смеялись над тем, каким же надо быть идиотом, чтобы разгромить собственную комнату, не совладав с собой? В доме полно комнат, но нет, сука, под руку попалась самая дорогая. Мы оба хорошо знали его отца и понимали, что жить в этих руинах Руслану предстоит до скончания веков - хотя бы в качестве наказания. Я потребовала от него клятвы, что такого больше не повториться, и тогда мы еще не знали, что эту клятву он сдержать не сможет. Как и не знали, как сильно нам обоим влетит за украденный вискарь.
Но тогда, в половину третьего ночи, на крыше, нам казалось, что мы взобрались на нечто огромное и неизвестное. Взобрались и остались живы. Тогда нам казалось, что мы принимали самое важное решение в жизни, не зная еще, что имя Элки через десять лет Руслан будет вспоминать с трудом и смеяться, когда вспомнит.
Я сидела совершенно околевшая, но довольно, поняв, наконец, что впервые мне удалось увидеть Руслана слабым. До этого дня я категорически боялась этого дня: мне было максимально комфортно за его плечом, зная, что он - сильный, спокойный и мудрый - меня прикроет. Но я понимала, что когда-то этот алгоритм даст сбой, и что делать с этим - не знала. Мне было чертовски важно оставаться маленькой и ранимой в тени грозного и надежного, как скала, друга. Но вот: уставший от собственного гнева, напуганный до смерти тем, что никогда раньше не чувствовал, но его рука по-прежнему больше моей. И сам он - по-прежнему больше.
Даже когда я убиралась в его комнате, пока он бессильно свалился в свой гамак, мне не было страшно. Мир приблизился еще на шаг, стал явнее и страшнее, но мы пр-прежнему шли к нему вместе. Пусть даже теперь с нами идет и Мариэлла.
Но к утру в моей голове сформировался вопрос, который я сама не ожидала увидеть, и ответа на который я боялась.
Если Руслан считает, что, влюбись он в меня, все было бы проще и лучше, почему этого не случилось?
пятница, 13 августа 2021
В такие дни, как сегодня, я чувствую себя максимально одиноко. Я понимаю, что тот человек, который и является причиной этого - мой самый близкий человек. И если с кем-то и говорить, то с ним. Но - увы.
Я понимаю, что мои друзья вполне могут меня послушать, но чем-то помочь не смогут - им просто не особо по душе вникать.
И все бы ничего, с этим можно жить. Я даже знаю, что оно кончится, и довольно скоро. Но вот это чувство саможалости...как же я его ненавижу. Приходится постоянно абстрагироваться, но порой места для маневра практически нет. Надо как-то пройти эту задницу в одиночку, максимально стараясь не растерять все то, что было набрано. Короче, сложно.
Грустно, что в этот раз эпизод пришел не на ровном месте, как обычно - у него были основания. Грустно, что теперь выход из эпизода завершится позже, ведь сначала надо будет разобраться в тем, что открыло эту коробочку пандоры. А как с этим разобраться, я не понимаю. Точнее, я прекрасно знаю, что нужно делать, но знаю, что эти действия не приведут меня к тому, что нужно. Будет просто очередной скандал и очередными совершенно пустыми обещаниями. Нужен более комплексный подход. Сейчас просто нет ресурса это решить.
Последний депрессивный эпизод прошел настолько просто, что я даже не успела особо расстроиться. Просто пришел, немного поныл и ушел. А нынче...нынче я в самом начале, и оружия у меня нет.
Я понимаю, что мои друзья вполне могут меня послушать, но чем-то помочь не смогут - им просто не особо по душе вникать.
И все бы ничего, с этим можно жить. Я даже знаю, что оно кончится, и довольно скоро. Но вот это чувство саможалости...как же я его ненавижу. Приходится постоянно абстрагироваться, но порой места для маневра практически нет. Надо как-то пройти эту задницу в одиночку, максимально стараясь не растерять все то, что было набрано. Короче, сложно.
Грустно, что в этот раз эпизод пришел не на ровном месте, как обычно - у него были основания. Грустно, что теперь выход из эпизода завершится позже, ведь сначала надо будет разобраться в тем, что открыло эту коробочку пандоры. А как с этим разобраться, я не понимаю. Точнее, я прекрасно знаю, что нужно делать, но знаю, что эти действия не приведут меня к тому, что нужно. Будет просто очередной скандал и очередными совершенно пустыми обещаниями. Нужен более комплексный подход. Сейчас просто нет ресурса это решить.
Последний депрессивный эпизод прошел настолько просто, что я даже не успела особо расстроиться. Просто пришел, немного поныл и ушел. А нынче...нынче я в самом начале, и оружия у меня нет.
воскресенье, 01 августа 2021
30.07.20
Есть такая стадия опьянения, когда ты пьян уже настолько, что начинаешь понимать все с чудовищной ясностью и становишься совершенно трезвым.
Мы попали в эту стадию в четвертом часу утра, когда свадьба уже переставала быть бодрой и уходила в стадию душевных разговоров по углам. Ловила себя на мысли, что очень устала от запахов духов всех мастей, и очень ждала того момента, когда ночная прохлада сменится утренней свежестью. Обожаю, как горы пахнут перед рассветом - чем-то сладким, терпким и снежным.
Занятно, но от Руслана почти всегда пахнет горами, будто на его плечах всегда есть крошево древних скал. Во что бы он ни был одет, какой бы туалетной водой не пользовался - от него всегда пахнет тайгой.
Я знаю, что надо говорить. Если я не начну - он не закончит. Если мы не проговорим все снова вместе - всегда будет риск для маневра, и маневры эти моей нервной системе доставляют кучу неудобств. Честно сказать, она уже давно устала вывозить и все чаще ищет пути отхода.
-Я знаю, что вы с Вадькой говорили обо мне, - говорю я, надевая на плечи его пиджак. Пусть хотя бы так пахнет горами, раз уж рассвет не сильно торопится.
-Говорили, - обреченно кивает Руслан. - Не все так страшно, можешь не переживать.
-Я не переживаю. Нужна ясность. Кто, как не психиатр, может ее дать?
Руслан смотрит. Долго смотрит - так долго, что мне становится не по себе. И почему я решила, что Вадька на моей стороне? Когда я вообще видела его в последний раз?
-В общем, так. Вадька говорит, что я в тебя влюблен. Но не видит в этом ничего плохого. Хорошего, впрочем тоже.
-Но ведь мы оба знаем, что это неправда?
-Это правда, но дело в том, что это совершенно неосознанная херня. А еще - и это важно - проходящая. Такое состояние вызвано просто набором химических элементов крови, и это состояние закончится, как болезнь. Пока я не натворил совсем лютых дел, мы оба вполне сможем выбраться живыми. Понимаешь?
Я понимаю. Понимаю слишком хорошо, но почему-то легче не становится. В конце концов, что-то подобное я от него уже слышала.
-К счастью, мне достаточно лет, чтобы понимать, какую роль ты играешь в моей жизни, чтобы не похерить все то, что есть. И я знаю, что будет, если все снова начнется.
-Мы поссоримся из-за хуйни и проебем пару лет, ненавидя друг друга?- спрашиваю я.
-Не знаю, как у тебя, а у меня нет такого количества свободного времени.
-И какой итог? Что ты решил? И почему Вадька считает, что влюбляться - плохо?
-Потому что из-за влюбленности я творю дичь и мешаю тебе жить. А ты, как мой друг, не можешь послать меня и лавируешь. Что в этом хорошего?
-Ничего, - соглашаюсь. - А что делать?
Руслан улыбается, а меня прошибает внезапным холодным ветерком облегчения - я впервые вижу его спокойным за последние полгода. Мне даже кажется, что рассвет-таки наступил, и фонарики на балках беседки стали тусклее, чем небо над нашими головами.
-Есть несколько вариантов, - начинает Руслан, но я его не особо слышу.
Откидываюсь на спинку стула, кутаюсь крепче в его пиджак и затихаю, как в теплой ванной после возвращения с мороза. Вот сейчас он своим тихим и спокойным голосом расскажет, как мы выйдем из этой истории, я покиваю и сделаю так, как он скажет. И все, наконец, будет хорошо.
Всю жизнь я всегда могла рассчитывать на то, что Руслан знает, что именно нужно делать в любой ситуации. Эта история - вторая из тех, где он растерялся настолько, что потерял контроль над ситуацией. И первая, касающаяся меня.
Я молчу и киваю, соглашаясь с чем-то, чего и не слышу толком.
-Что, прости? - вдруг спрашивает он.
-А?
-Ты что-то сказала.
-Вовсе нет. Но я согласна с тем, что ты говорил. Прямо полностью.
-Значит, ты не против?
-Против чего?
Очевидно, что-то я все-таки прослушала. Руслан серьезен, и мне становится не по себе - видимо, происходило что-то критически важное. А я, дура, радовалась тому, что решать, наконец, не мне.
-Ты не против Сашки?
-Сашки?
Я ищу ее взглядом среди гостей. Она сидит не так далеко от нас - черное платье на тонких бретельках, которые едва не рвутся на ее острых плечах, растрепанные русые волосы и очень уставший грустный взгляд. несмотря на улыбку.
И как мне раньше это в голову не пришло?
-А можно влюбленность использовать? - спрашиваю я.
-О том и речь.
-Это Вадька так сказал?
-Ага.
Сашка оборачивается, почувствовав наши взгляды. Она смотрит на меня с вопросом, и я знаю, что она в курсе, что говорим мы о ней.
-Слушай, Сашка - отличная идея, - говорю я. - Но ты ведь знаешь про нее?
-Знаю что? - Руслан не смотрит на Сашку. Специально не смотрит.
-Знаешь, как она к тебе относится?
Молчит. Знает, конечно. Только дурак на нашей базе не в курсе, что Сашка влюблена в него, как кошка, с того самого момента, как он привез ее сюда. Но Руслан молчит, а я молчу специально, чтобы помучить его подольше. Я знаю, что он расколется. Невозможно скрывать так долго что-то от того, кто знает тебя почти двадцать лет. Руслан тоже понимает, чего я жду, но ему трудно заговорить.
Я знаю, чего он боится - он боится, что сорвется. Боится, что наш разговор - в кои-то веки похожий на дружеский - снова закончится пьянкой до беспамятства, а это не то, чего бы ему хотелось.
-Ты ведь знаешь, в чем дело, - сдается он и выглядит при этом совсем потерянно. Мне становится жаль его.
-Она похожа на Лизу, знаю. Но вдруг мы вообще, в принципе, западаем на одних и тех же людей? Да и похожи они только внешне, ну и...в каких-то мелочах.
Руслан смеется. Грустно смеется, но это лучше, чем его обычная реакция на слова о Лизе. В прошлый раз, когда я подняла тему о ней, были разбиты все чашки на столе рабочей кухни.
-Ты боишься, что будешь их сравнивать? - решаю я закрепить успех.
Руслан молчит, и теперь смотрит на Сашкину спину в упор. Смотрит так, будто от каждого его слова и каждой мысли вдруг зависит их будущее. Хотя...может, и правда зависит, кто ж знает.
-Я боюсь, что я сделаю ей больно - заставлю уйти с работы, буду контролировать каждый ее шаг. А с ней так нельзя.
-Ну, раз ты знаешь, на что способен - борись. Ты сильнее, чем думаешь.
Руслан смотрит на меня, как на дуру.
-Она работает на очень опасной работе. Как ты предлагаешь мне бороться со страхом ее потерять так же, как Лизку?
-Никак. Со страхом потерять меня, или Лешку, или Ромку ты как-то смирился. Тут ровно то же самое.
-Совсем нет.
-Да почему? Боже, вы даже еще не встречаетесь, а ты уже будто жениться собрался!
Руслан хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Я всегда вижу эти его попытки по движению скул - когда-то они меня даже пугали.
Я пожимаю плечами. Пусть ворчит. Он вздыхает и произносит:
-Сашка не из тех девушек, с которыми встречаются. На таких сразу женятся и отдают таким все, что есть за душой.
Он смолкает и опускает голову. Может, смотрит время на часах, а может смутился.
Отчего-то мне становится очень хорошо от его слов. Пока он боится и не понимает, что принял сейчас одно из самых правильных решений в его жизни. Он пока боится и не знает, насколько здорово все сложится с Сашкой, если он осмелеет настолько, чтобы пустить ее в свою жизнь, пусть и разрешив причинять себе боль страхом возможной потери. Он не знает, а я знаю.
Мой дар - видеть, как двое пойдут дальше - срабатывает редко, но никогда не подводит. Сашка снова оборачивается и робко улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ. Сашка знает про мой дар, и хорошо. Пусть хоть кто-то из этих двоих будет уверен в хорошем исходе.
Сашка расцветает, видя мою улыбку, расцветает, и мне становится еще теплее. Не знаю, насколько это правда - насчет перекладывания влюбленности. Но если это так - надо будет послать Вадьке ящик вискаря. Солнце начинает подогревать небо где-то над хребтами Сарапихи, а над луговыми травами вокруг шатра и беседки стелется марево утреннего тумана.
-Руслан? - тихонько окликаю я. -Я тебя очень-очень люблю.
Он засмеялся.
-Я знаю. Если я скажу тебе то же самое, ты правильно меня поймешь?
-Правильно.
Кладу голову ему на плечо и прижимаюсь изо-всех сил.
-А еще я сберегу тебе Сашку.
-Как это? - спрашивает он.
-Я что-нибудь придумаю.
Есть такая стадия опьянения, когда ты пьян уже настолько, что начинаешь понимать все с чудовищной ясностью и становишься совершенно трезвым.
Мы попали в эту стадию в четвертом часу утра, когда свадьба уже переставала быть бодрой и уходила в стадию душевных разговоров по углам. Ловила себя на мысли, что очень устала от запахов духов всех мастей, и очень ждала того момента, когда ночная прохлада сменится утренней свежестью. Обожаю, как горы пахнут перед рассветом - чем-то сладким, терпким и снежным.
Занятно, но от Руслана почти всегда пахнет горами, будто на его плечах всегда есть крошево древних скал. Во что бы он ни был одет, какой бы туалетной водой не пользовался - от него всегда пахнет тайгой.
Я знаю, что надо говорить. Если я не начну - он не закончит. Если мы не проговорим все снова вместе - всегда будет риск для маневра, и маневры эти моей нервной системе доставляют кучу неудобств. Честно сказать, она уже давно устала вывозить и все чаще ищет пути отхода.
-Я знаю, что вы с Вадькой говорили обо мне, - говорю я, надевая на плечи его пиджак. Пусть хотя бы так пахнет горами, раз уж рассвет не сильно торопится.
-Говорили, - обреченно кивает Руслан. - Не все так страшно, можешь не переживать.
-Я не переживаю. Нужна ясность. Кто, как не психиатр, может ее дать?
Руслан смотрит. Долго смотрит - так долго, что мне становится не по себе. И почему я решила, что Вадька на моей стороне? Когда я вообще видела его в последний раз?
-В общем, так. Вадька говорит, что я в тебя влюблен. Но не видит в этом ничего плохого. Хорошего, впрочем тоже.
-Но ведь мы оба знаем, что это неправда?
-Это правда, но дело в том, что это совершенно неосознанная херня. А еще - и это важно - проходящая. Такое состояние вызвано просто набором химических элементов крови, и это состояние закончится, как болезнь. Пока я не натворил совсем лютых дел, мы оба вполне сможем выбраться живыми. Понимаешь?
Я понимаю. Понимаю слишком хорошо, но почему-то легче не становится. В конце концов, что-то подобное я от него уже слышала.
-К счастью, мне достаточно лет, чтобы понимать, какую роль ты играешь в моей жизни, чтобы не похерить все то, что есть. И я знаю, что будет, если все снова начнется.
-Мы поссоримся из-за хуйни и проебем пару лет, ненавидя друг друга?- спрашиваю я.
-Не знаю, как у тебя, а у меня нет такого количества свободного времени.
-И какой итог? Что ты решил? И почему Вадька считает, что влюбляться - плохо?
-Потому что из-за влюбленности я творю дичь и мешаю тебе жить. А ты, как мой друг, не можешь послать меня и лавируешь. Что в этом хорошего?
-Ничего, - соглашаюсь. - А что делать?
Руслан улыбается, а меня прошибает внезапным холодным ветерком облегчения - я впервые вижу его спокойным за последние полгода. Мне даже кажется, что рассвет-таки наступил, и фонарики на балках беседки стали тусклее, чем небо над нашими головами.
-Есть несколько вариантов, - начинает Руслан, но я его не особо слышу.
Откидываюсь на спинку стула, кутаюсь крепче в его пиджак и затихаю, как в теплой ванной после возвращения с мороза. Вот сейчас он своим тихим и спокойным голосом расскажет, как мы выйдем из этой истории, я покиваю и сделаю так, как он скажет. И все, наконец, будет хорошо.
Всю жизнь я всегда могла рассчитывать на то, что Руслан знает, что именно нужно делать в любой ситуации. Эта история - вторая из тех, где он растерялся настолько, что потерял контроль над ситуацией. И первая, касающаяся меня.
Я молчу и киваю, соглашаясь с чем-то, чего и не слышу толком.
-Что, прости? - вдруг спрашивает он.
-А?
-Ты что-то сказала.
-Вовсе нет. Но я согласна с тем, что ты говорил. Прямо полностью.
-Значит, ты не против?
-Против чего?
Очевидно, что-то я все-таки прослушала. Руслан серьезен, и мне становится не по себе - видимо, происходило что-то критически важное. А я, дура, радовалась тому, что решать, наконец, не мне.
-Ты не против Сашки?
-Сашки?
Я ищу ее взглядом среди гостей. Она сидит не так далеко от нас - черное платье на тонких бретельках, которые едва не рвутся на ее острых плечах, растрепанные русые волосы и очень уставший грустный взгляд. несмотря на улыбку.
И как мне раньше это в голову не пришло?
-А можно влюбленность использовать? - спрашиваю я.
-О том и речь.
-Это Вадька так сказал?
-Ага.
Сашка оборачивается, почувствовав наши взгляды. Она смотрит на меня с вопросом, и я знаю, что она в курсе, что говорим мы о ней.
-Слушай, Сашка - отличная идея, - говорю я. - Но ты ведь знаешь про нее?
-Знаю что? - Руслан не смотрит на Сашку. Специально не смотрит.
-Знаешь, как она к тебе относится?
Молчит. Знает, конечно. Только дурак на нашей базе не в курсе, что Сашка влюблена в него, как кошка, с того самого момента, как он привез ее сюда. Но Руслан молчит, а я молчу специально, чтобы помучить его подольше. Я знаю, что он расколется. Невозможно скрывать так долго что-то от того, кто знает тебя почти двадцать лет. Руслан тоже понимает, чего я жду, но ему трудно заговорить.
Я знаю, чего он боится - он боится, что сорвется. Боится, что наш разговор - в кои-то веки похожий на дружеский - снова закончится пьянкой до беспамятства, а это не то, чего бы ему хотелось.
-Ты ведь знаешь, в чем дело, - сдается он и выглядит при этом совсем потерянно. Мне становится жаль его.
-Она похожа на Лизу, знаю. Но вдруг мы вообще, в принципе, западаем на одних и тех же людей? Да и похожи они только внешне, ну и...в каких-то мелочах.
Руслан смеется. Грустно смеется, но это лучше, чем его обычная реакция на слова о Лизе. В прошлый раз, когда я подняла тему о ней, были разбиты все чашки на столе рабочей кухни.
-Ты боишься, что будешь их сравнивать? - решаю я закрепить успех.
Руслан молчит, и теперь смотрит на Сашкину спину в упор. Смотрит так, будто от каждого его слова и каждой мысли вдруг зависит их будущее. Хотя...может, и правда зависит, кто ж знает.
-Я боюсь, что я сделаю ей больно - заставлю уйти с работы, буду контролировать каждый ее шаг. А с ней так нельзя.
-Ну, раз ты знаешь, на что способен - борись. Ты сильнее, чем думаешь.
Руслан смотрит на меня, как на дуру.
-Она работает на очень опасной работе. Как ты предлагаешь мне бороться со страхом ее потерять так же, как Лизку?
-Никак. Со страхом потерять меня, или Лешку, или Ромку ты как-то смирился. Тут ровно то же самое.
-Совсем нет.
-Да почему? Боже, вы даже еще не встречаетесь, а ты уже будто жениться собрался!
Руслан хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Я всегда вижу эти его попытки по движению скул - когда-то они меня даже пугали.
Я пожимаю плечами. Пусть ворчит. Он вздыхает и произносит:
-Сашка не из тех девушек, с которыми встречаются. На таких сразу женятся и отдают таким все, что есть за душой.
Он смолкает и опускает голову. Может, смотрит время на часах, а может смутился.
Отчего-то мне становится очень хорошо от его слов. Пока он боится и не понимает, что принял сейчас одно из самых правильных решений в его жизни. Он пока боится и не знает, насколько здорово все сложится с Сашкой, если он осмелеет настолько, чтобы пустить ее в свою жизнь, пусть и разрешив причинять себе боль страхом возможной потери. Он не знает, а я знаю.
Мой дар - видеть, как двое пойдут дальше - срабатывает редко, но никогда не подводит. Сашка снова оборачивается и робко улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ. Сашка знает про мой дар, и хорошо. Пусть хоть кто-то из этих двоих будет уверен в хорошем исходе.
Сашка расцветает, видя мою улыбку, расцветает, и мне становится еще теплее. Не знаю, насколько это правда - насчет перекладывания влюбленности. Но если это так - надо будет послать Вадьке ящик вискаря. Солнце начинает подогревать небо где-то над хребтами Сарапихи, а над луговыми травами вокруг шатра и беседки стелется марево утреннего тумана.
-Руслан? - тихонько окликаю я. -Я тебя очень-очень люблю.
Он засмеялся.
-Я знаю. Если я скажу тебе то же самое, ты правильно меня поймешь?
-Правильно.
Кладу голову ему на плечо и прижимаюсь изо-всех сил.
-А еще я сберегу тебе Сашку.
-Как это? - спрашивает он.
-Я что-нибудь придумаю.
вторник, 27 июля 2021
Очень странно вновь оказаться здесь. Странно, но по-своему хорошо.
Странно потому что предпоследняя запись здесь не сулила совсем никакого хорошего исхода а хорошо - потому что исход-таки неплох.
Я не знаю, как все это получилось. Что-то где-то переменилось, и выглянуло солнце; звезды сменили свой цвет, или просто мы оба поняли, что находимся на пороге самой страшной трагедии наших жизней - я не знаю.
Но что мы имеем?
Мы имеем очень спокойное, тихое и счастливое лето. Не такое, какое я ждала - поездок и экспедиций в пару раз меньше, чем год назад, но жизнь вдруг получила очень приятные рабочие схемы, которые выплескивают нас с холодной глубины в теплой поверхности с апреля.
Удивительно, насколько сильны бывают наши страхи. И удивительно, насколько сильными бываем мы, прижатые этими самыми страхами к стенке. Насколько мы способны бороться и не жалеть сил, стоит лишь опасности подойти вплотную.
А еще - конец чего-то всегда дает начало чему-то новому. А вот хорошо это или плохо - нам еще предстоит понять.
Странно потому что предпоследняя запись здесь не сулила совсем никакого хорошего исхода а хорошо - потому что исход-таки неплох.
Я не знаю, как все это получилось. Что-то где-то переменилось, и выглянуло солнце; звезды сменили свой цвет, или просто мы оба поняли, что находимся на пороге самой страшной трагедии наших жизней - я не знаю.
Но что мы имеем?
Мы имеем очень спокойное, тихое и счастливое лето. Не такое, какое я ждала - поездок и экспедиций в пару раз меньше, чем год назад, но жизнь вдруг получила очень приятные рабочие схемы, которые выплескивают нас с холодной глубины в теплой поверхности с апреля.
Удивительно, насколько сильны бывают наши страхи. И удивительно, насколько сильными бываем мы, прижатые этими самыми страхами к стенке. Насколько мы способны бороться и не жалеть сил, стоит лишь опасности подойти вплотную.
А еще - конец чего-то всегда дает начало чему-то новому. А вот хорошо это или плохо - нам еще предстоит понять.
воскресенье, 14 марта 2021
Сегодня сложнее. Хотя я вроде бы и поняла, что мыслим мы примерно одинаково.
Очевидно, усталость за все эти годы скопилась со страшной силой.
Внутри застыло что-то тягучее и холодное, найти баланс все труднее.
Очевидно, усталость за все эти годы скопилась со страшной силой.
Внутри застыло что-то тягучее и холодное, найти баланс все труднее.
суббота, 13 марта 2021
Наш мозг устроен чудно. Он отвечает одновременно за кучу сложных и многоуровневых вещей, но проше всего нам обмануть именно его. В общем-то, этим я и планирую заняться.
Я решила дать 30 дней всей этой ситуации - так мой разум будет думать, что он принял какое-то решение и, может, хотя бы ненадолго перестанет меня терзать. По крайней мере, раньше это срабатывало.
Я постоянно кладу и перекладываю с разных мест одну и ту же мысль. Я ношу ее с собой, прячу в темноту, чтобы не натыкаться взглядом, но точно знаю, где она лежит. Я знаю, что, рано или поздно, мне придется ее достать и принять, наконец, решение. Но пока очень страшно.
Удивительно, насколько сильно любовь может ослепить нас. Удивительно, в какую тьму мы можем сами себя загнать, желая продолжать совершенно непонятную войну ради любви.
Когда я анализирую всю эту стремную историю с депрессией, я часто начинаю думать, что было бы если. Точнее, я пытаюсь понять, что именно привело меня к ней, и ответ меня пугает.
Ведь все кругом говорят, что любви свойственно заканчиваться, и это лишь вопрос времени. А еще - все говорят, что люди никогда не меняются. Просто мы часто не можем разглядеть в них то, что прячется в темноте.
Меня всегда спасало то, что я очень хорошо изучила своего человека. Изучила настолько, что он уже сам признается, что я знаю его лучше, чем он сам. И эта, такая спасительная, мысль вдруг повернулась совсем другим боком.
Что если так и останется? Вдруг сложится так, что я вечно буду ждать и надеяться, а в ответ получать лишь слова и обиды? Вдруг ничего не поменяется, и вся наша вера в лучшую жизнь останется только моей мечтой?
Страшно, что ошиблась.
Страшно от того, что со временем становится очень холодно внутри, и этот холод ведет за собой равнодушие.
Равнодушие не говорит об отсутствии любви, скорее - о вскорости разбитом сердце. А ведь оно правда разобьется, если все это закончится разрывом.
Сейчас мне с каждым днем становится все холоднее и холоднее. Я перестаю верить словам, даже если хочется. Я учусь автономности, хотя внешне ничего и не изменилось. Я приучаю себя быть одной в отношениях с самым любимым человеком на свете, потому что боюсь на него положиться.
В голове вертится плотный клубок, и я уже не могу даже сама себе ответить на вопрос "Как такое могло случиться с нами?"
Почему это случилось?
Кто виноват?
Что делать?
Впрочем, что с этим делать я узнаю через 29 дней.
Сегодня был день первый.
Я решила дать 30 дней всей этой ситуации - так мой разум будет думать, что он принял какое-то решение и, может, хотя бы ненадолго перестанет меня терзать. По крайней мере, раньше это срабатывало.
Я постоянно кладу и перекладываю с разных мест одну и ту же мысль. Я ношу ее с собой, прячу в темноту, чтобы не натыкаться взглядом, но точно знаю, где она лежит. Я знаю, что, рано или поздно, мне придется ее достать и принять, наконец, решение. Но пока очень страшно.
Удивительно, насколько сильно любовь может ослепить нас. Удивительно, в какую тьму мы можем сами себя загнать, желая продолжать совершенно непонятную войну ради любви.
Когда я анализирую всю эту стремную историю с депрессией, я часто начинаю думать, что было бы если. Точнее, я пытаюсь понять, что именно привело меня к ней, и ответ меня пугает.
Ведь все кругом говорят, что любви свойственно заканчиваться, и это лишь вопрос времени. А еще - все говорят, что люди никогда не меняются. Просто мы часто не можем разглядеть в них то, что прячется в темноте.
Меня всегда спасало то, что я очень хорошо изучила своего человека. Изучила настолько, что он уже сам признается, что я знаю его лучше, чем он сам. И эта, такая спасительная, мысль вдруг повернулась совсем другим боком.
Что если так и останется? Вдруг сложится так, что я вечно буду ждать и надеяться, а в ответ получать лишь слова и обиды? Вдруг ничего не поменяется, и вся наша вера в лучшую жизнь останется только моей мечтой?
Страшно, что ошиблась.
Страшно от того, что со временем становится очень холодно внутри, и этот холод ведет за собой равнодушие.
Равнодушие не говорит об отсутствии любви, скорее - о вскорости разбитом сердце. А ведь оно правда разобьется, если все это закончится разрывом.
Сейчас мне с каждым днем становится все холоднее и холоднее. Я перестаю верить словам, даже если хочется. Я учусь автономности, хотя внешне ничего и не изменилось. Я приучаю себя быть одной в отношениях с самым любимым человеком на свете, потому что боюсь на него положиться.
В голове вертится плотный клубок, и я уже не могу даже сама себе ответить на вопрос "Как такое могло случиться с нами?"
Почему это случилось?
Кто виноват?
Что делать?
Впрочем, что с этим делать я узнаю через 29 дней.
Сегодня был день первый.
четверг, 04 марта 2021
09.09.98
Я совсем не помню, как мы познакомились с Русланом, а вот он - помнит. И это странно, учитывая, что он периодически не помнит свой номер телефона. Точнее не так. Я помню, как мы познакомились - мне показалось уместным треснуть незнакомого мальчишку лопаткой по плечу (уже и не понять, что именно мне не понравилось). Ему же это уместным не показалось, но сдачи я не получила: я услышала очень внятную речь, почему я не права. Это удивило меня настолько, что я как-то сразу решила, что этот незнакомый мальчик должен срочно сообщить мне свое имя. Мне было 4, и это самое яркое воспоминание из детства. Этого мальчика звали Русланом, но играть со мной дальше он отказался.
Мы ходили в один детский сад, и, несмотря на разницу в возрасте - ему тогда почти исполнилось шесть - мы оказались едва ли не в одной группе. Семья Руслана только приехала из Чечни, и маленькие мы очень хорошо знали, что это такое. Конечно, мы только знали, но не понимали. У каждого третьего в то время кто-то из знакомых да был на войне, и мы инстинктивно, на каком-то детском наитии понимали, что слово "Чечня" связано с чем-то очень страшным и недосягаемо непонятным.
А еще у Руслана был красивый отец, и они были очень похожи. Мой папа - отвратно пахнущее алкоголем тело в комнате - навеки отложился именно такой информацией в ячейке памяти под названием "отец". Подружки и редкие знакомые во дворе тоже не могли похвастаться чем-то другим. А тут вдруг появляется молодой мужчина с военной выправкой. Чаще всего - очень грустный, и эту грусть мы, тоже инстинктивно, считали чем-то невыразимо прекрасным. Казалось, что он хранил в себе совершенно неземную тайну, и тайна эта - абсолютно сказочная, не наша, и от этого очень манящая.
У Руслана, как и у отца, были карие глаза, и я была поражена этим фактом не меньше, чем его отцом. В моей семье все были сероглазые, и только я отличалась. Кстати, мы так и не поняли, в кого меня наделили карими глазами. Руслан стал первым человеком с таким же цветом глаз, его отец - вторым, и я, конечно же, решила, что мы чем-то связаны.
В сентябре 98 я пошла в школу, и это вторая часть картинки, что проступает ярко. Я, размазывая слезы и грязь по лицу, вызволяла из-под металлического колючего забора маленькую собачку. Непонятно, как она туда попала и зачем, но я потратила много времени, чтобы ее вытащить. И если изначально у меня был какой-то план, то потом я просто истерично рыла ногтями мокрую глину, совершенно не помогая несчастной псине.
Не помню, откуда появился Руслан. Он появился из неоткуда и сразу же включился в работу. Не прошло и минуты, как он вытащил невероятно грязное, поджимающее хвост, существо из ямы. А потом сразу стал командовать. Я молча делала все, что он говорил, и очень скоро мы поливали собаку водой из бутылки, стараясь вымыть грязь из ее носа и глаз. Через секунду - разрывали куртку Руслана, чтобы укутать дрожащее мохнатое тельце от холода и воды.
А потом над нами нависла фигура папы Руса, и тогда я впервые увидела, как он сжимается под отцовским взглядом. Позже я видела это бесчисленное количество раз, и меня до сих пор это удивляет. Тогда я совсем не почуяла опасности и доверчиво протянула мужчине скулящий мокрый сверток, беззвучно прося помочь. Взрослый виделся спасителем, и он явился как раз вовремя.
Уже потом я поняла, что дело было не в собаке, а в куртке. В 90-е добыть одежду было крайне сложно, и мы безжалостно испортили, очевидно, новую шмотку, купленную к школе.
Но в тот день я уселась на заднее сидение машины, совсем не переживая - я выдохнула, понимая, что теперь-то мои труды завершены.
Меня отвезли домой, и я радостно поведала маме свою историю спасения. Поведала и пожалела - кто ж знал, что садиться в машину к постороннему мужчине было нельзя? Кто ж знал, что в те года к людям, приехавшим из Чечни, относились, мягко говоря, негативно?
А потом та же мама высказала мне про куртку. И я поняла, что мы натворили.
Я не могла найти себе места всю следующую неделю. Хотелось найти Руслана и спросить... А что спросить - я не сильно понимала. Узнать, сильно ли ему влетело? Узнать, какова дальнейшая судьба собаки? За это время я наслушалась страшных историй про чеченцев, и о том, насколько они скоры на руку. Не знаю, что я боялась узнать. Что Руслана убили за испорченную куртку? Что его наказали и морят голодом?
Закончилась эта история хорошо.
Закончилась она тем, что я узнала адрес Руслана и его семьи. Совершенно случайно, к слову. И совершенно хорошо.
Я увидела, как из большой ограды выходит знакомый мне мужчина. А его сын, чему-то улыбаясь, идет следом. И вместе с ними в машину садится та самая собака. Она проживет в их семье потом еще семь лет.
Я совсем не помню, как мы познакомились с Русланом, а вот он - помнит. И это странно, учитывая, что он периодически не помнит свой номер телефона. Точнее не так. Я помню, как мы познакомились - мне показалось уместным треснуть незнакомого мальчишку лопаткой по плечу (уже и не понять, что именно мне не понравилось). Ему же это уместным не показалось, но сдачи я не получила: я услышала очень внятную речь, почему я не права. Это удивило меня настолько, что я как-то сразу решила, что этот незнакомый мальчик должен срочно сообщить мне свое имя. Мне было 4, и это самое яркое воспоминание из детства. Этого мальчика звали Русланом, но играть со мной дальше он отказался.
Мы ходили в один детский сад, и, несмотря на разницу в возрасте - ему тогда почти исполнилось шесть - мы оказались едва ли не в одной группе. Семья Руслана только приехала из Чечни, и маленькие мы очень хорошо знали, что это такое. Конечно, мы только знали, но не понимали. У каждого третьего в то время кто-то из знакомых да был на войне, и мы инстинктивно, на каком-то детском наитии понимали, что слово "Чечня" связано с чем-то очень страшным и недосягаемо непонятным.
А еще у Руслана был красивый отец, и они были очень похожи. Мой папа - отвратно пахнущее алкоголем тело в комнате - навеки отложился именно такой информацией в ячейке памяти под названием "отец". Подружки и редкие знакомые во дворе тоже не могли похвастаться чем-то другим. А тут вдруг появляется молодой мужчина с военной выправкой. Чаще всего - очень грустный, и эту грусть мы, тоже инстинктивно, считали чем-то невыразимо прекрасным. Казалось, что он хранил в себе совершенно неземную тайну, и тайна эта - абсолютно сказочная, не наша, и от этого очень манящая.
У Руслана, как и у отца, были карие глаза, и я была поражена этим фактом не меньше, чем его отцом. В моей семье все были сероглазые, и только я отличалась. Кстати, мы так и не поняли, в кого меня наделили карими глазами. Руслан стал первым человеком с таким же цветом глаз, его отец - вторым, и я, конечно же, решила, что мы чем-то связаны.
В сентябре 98 я пошла в школу, и это вторая часть картинки, что проступает ярко. Я, размазывая слезы и грязь по лицу, вызволяла из-под металлического колючего забора маленькую собачку. Непонятно, как она туда попала и зачем, но я потратила много времени, чтобы ее вытащить. И если изначально у меня был какой-то план, то потом я просто истерично рыла ногтями мокрую глину, совершенно не помогая несчастной псине.
Не помню, откуда появился Руслан. Он появился из неоткуда и сразу же включился в работу. Не прошло и минуты, как он вытащил невероятно грязное, поджимающее хвост, существо из ямы. А потом сразу стал командовать. Я молча делала все, что он говорил, и очень скоро мы поливали собаку водой из бутылки, стараясь вымыть грязь из ее носа и глаз. Через секунду - разрывали куртку Руслана, чтобы укутать дрожащее мохнатое тельце от холода и воды.
А потом над нами нависла фигура папы Руса, и тогда я впервые увидела, как он сжимается под отцовским взглядом. Позже я видела это бесчисленное количество раз, и меня до сих пор это удивляет. Тогда я совсем не почуяла опасности и доверчиво протянула мужчине скулящий мокрый сверток, беззвучно прося помочь. Взрослый виделся спасителем, и он явился как раз вовремя.
Уже потом я поняла, что дело было не в собаке, а в куртке. В 90-е добыть одежду было крайне сложно, и мы безжалостно испортили, очевидно, новую шмотку, купленную к школе.
Но в тот день я уселась на заднее сидение машины, совсем не переживая - я выдохнула, понимая, что теперь-то мои труды завершены.
Меня отвезли домой, и я радостно поведала маме свою историю спасения. Поведала и пожалела - кто ж знал, что садиться в машину к постороннему мужчине было нельзя? Кто ж знал, что в те года к людям, приехавшим из Чечни, относились, мягко говоря, негативно?
А потом та же мама высказала мне про куртку. И я поняла, что мы натворили.
Я не могла найти себе места всю следующую неделю. Хотелось найти Руслана и спросить... А что спросить - я не сильно понимала. Узнать, сильно ли ему влетело? Узнать, какова дальнейшая судьба собаки? За это время я наслушалась страшных историй про чеченцев, и о том, насколько они скоры на руку. Не знаю, что я боялась узнать. Что Руслана убили за испорченную куртку? Что его наказали и морят голодом?
Закончилась эта история хорошо.
Закончилась она тем, что я узнала адрес Руслана и его семьи. Совершенно случайно, к слову. И совершенно хорошо.
Я увидела, как из большой ограды выходит знакомый мне мужчина. А его сын, чему-то улыбаясь, идет следом. И вместе с ними в машину садится та самая собака. Она проживет в их семье потом еще семь лет.
Я отвратительно сплю всю неделю.
При этом устаю настолько, что практически не успеваю ничего подумать перед сном - проваливаюсь в сон, но сразу начинаю видеть какую-то полнейшую жуть. Причем я точно нигде не читала ничего по тематике этих снов и не видела ничего подобного. Зная устройство моего мозга, он почерпнул это где-то очень-очень давно.
И почему-то вместе с кошмарами обязательно приходит сонный паралич. Периодически он возвращается, последний раз был где-то год назад. И вроде я научилась с этим справляться, но сейчас как-то совсем не в тему эта херня.
А еще я почти проебала эту неделю. Плохо, конечно, так выражаться, но иначе не скажешь. Сегодня уже четверг, а у меня 0 практик, 0 медитаций, 0 тренировок. Тревожность пробивается наружу, а в медитации не особо полезно погружаться в таком состоянии. Придется выезжать на шоковой терапии, хоть и не хочется. Очевидно, в проекте "люби себя" у меня настанет период кнута. Пряников было уже много.
Самое отвратительное, что я прекрасно знаю, как с этим работать. Как только я верну себе день с половины седьмого до 23 - я буду в порядке. Как только я начну снова читать книгу вместе с аудиокнигой - я буду в порядке. Но почему-то сейчас совсем нет на это сил.
Впереди два выходных, и я планирую максимально проверить, сколько резерва вообще в принципе осталось. На терапию по-прежнему не хочется.
При этом устаю настолько, что практически не успеваю ничего подумать перед сном - проваливаюсь в сон, но сразу начинаю видеть какую-то полнейшую жуть. Причем я точно нигде не читала ничего по тематике этих снов и не видела ничего подобного. Зная устройство моего мозга, он почерпнул это где-то очень-очень давно.
И почему-то вместе с кошмарами обязательно приходит сонный паралич. Периодически он возвращается, последний раз был где-то год назад. И вроде я научилась с этим справляться, но сейчас как-то совсем не в тему эта херня.
А еще я почти проебала эту неделю. Плохо, конечно, так выражаться, но иначе не скажешь. Сегодня уже четверг, а у меня 0 практик, 0 медитаций, 0 тренировок. Тревожность пробивается наружу, а в медитации не особо полезно погружаться в таком состоянии. Придется выезжать на шоковой терапии, хоть и не хочется. Очевидно, в проекте "люби себя" у меня настанет период кнута. Пряников было уже много.
Самое отвратительное, что я прекрасно знаю, как с этим работать. Как только я верну себе день с половины седьмого до 23 - я буду в порядке. Как только я начну снова читать книгу вместе с аудиокнигой - я буду в порядке. Но почему-то сейчас совсем нет на это сил.
Впереди два выходных, и я планирую максимально проверить, сколько резерва вообще в принципе осталось. На терапию по-прежнему не хочется.
среда, 03 марта 2021
Третье марта - а за окном валит снег. Хороший такой, хрестоматийный: крупный, воздушный, искрящийся на солнце. Такой бы снег в декабре, но, увы - в декабре нас сбивало с ног ветрами.
Я пытаюсь найти какой-то баланс между двумя работами и тем, что мне нужно делать ежедневно. Пока времени хватает на то, чтобы есть хотя бы дважды в день.
Посмотреть бы в глаза тому человеку, кто сказал, что фриланс - это свобода
Пока мне нужно ориентировать смены на московское время, я неизменно буду работать до 22-23 часов, а это уже никак не вяжется с ранним подъемом.
Меня пугает перспектива потери контроля, а это может случиться, если я не придумаю, как мне все уладить.
Собственно, с выходом на вторую работу я поняла, что дело было именно в этом. После всех исследований мозга и его особенностей я поняла, что мне нужно делать больше, чтобы оставаться в порядке. Пожалуй, две работы - то, что нужно.
Более того, уходит страх. Пропадает неопределенность и ужас, связанный с ней. Это хорошо. Это очень похоже на выход.
Та обстановка, что есть сейчас - максимально благостная почва для рефлексии.
Очень хочется к лошадям. Но мысли очень смешанные. Мне помогают эти поездки, но откровенно страшно за тех животных, что я вижу. Подход деревенских людей к лошадям всегда меня несколько пугал, но эта семья.... просто ужасна.
Есть несколько моментов с Рыжим, которые можно исправить в руках или под седлом, но для этого придется покупать амуницию. Пока не представляю, как именно это будет выглядеть. Надеюсь, получится поговорить с владельцами и убедить их надеть на животных нормальное оголовье, а не это дерьмо. Иначе придется переодеваться прямо в лесу, а потом возвращать все назад.
Я пытаюсь найти какой-то баланс между двумя работами и тем, что мне нужно делать ежедневно. Пока времени хватает на то, чтобы есть хотя бы дважды в день.
Посмотреть бы в глаза тому человеку, кто сказал, что фриланс - это свобода
Пока мне нужно ориентировать смены на московское время, я неизменно буду работать до 22-23 часов, а это уже никак не вяжется с ранним подъемом.
Меня пугает перспектива потери контроля, а это может случиться, если я не придумаю, как мне все уладить.
Собственно, с выходом на вторую работу я поняла, что дело было именно в этом. После всех исследований мозга и его особенностей я поняла, что мне нужно делать больше, чтобы оставаться в порядке. Пожалуй, две работы - то, что нужно.
Более того, уходит страх. Пропадает неопределенность и ужас, связанный с ней. Это хорошо. Это очень похоже на выход.
Та обстановка, что есть сейчас - максимально благостная почва для рефлексии.
Очень хочется к лошадям. Но мысли очень смешанные. Мне помогают эти поездки, но откровенно страшно за тех животных, что я вижу. Подход деревенских людей к лошадям всегда меня несколько пугал, но эта семья.... просто ужасна.
Есть несколько моментов с Рыжим, которые можно исправить в руках или под седлом, но для этого придется покупать амуницию. Пока не представляю, как именно это будет выглядеть. Надеюсь, получится поговорить с владельцами и убедить их надеть на животных нормальное оголовье, а не это дерьмо. Иначе придется переодеваться прямо в лесу, а потом возвращать все назад.
понедельник, 01 марта 2021
Предисловие.
Есть множество способов придать ценность событиям и чувствам, но лишь немногие из них - безобидны. Мне совсем мало лет, но порой кажется, что пройдено уже так много всего, и становится страшно от понимания полного обезличивания происходящего. В этой вечной гонке за тем, чтобы сделать настоящее опытом, мы теряем значимость момента. А это самый главный грех из всех непрописанных. Почему-то нас совсем не учат жить - учат чему-то соответствовать, не более. Навык жизни мы набираем в процессе, но он так важен, что жаль терять на него многие годы.
Если можно сохранить что-то важное, придав ему тем самым цену - пускай хранится в буквах. Оно того стоит.
Epizode I.
19.01.20
Когда Руслан смотрит в окно - я знаю, что он пытается увидеть. Даже не так: я знаю, что он рассчитывает не увидеть, и от этого становится смешно и грустно одновременно. Из моего окна - не такого уж и высокого - видно крышу станции. В общем-то, из этого окна видно все, что угодно - от окрестных гор до кедров у катка, но Руслан всегда смотрит только на крышу станции. Если она поднимет ворота, выпуская очередной экипаж на выезд, будет видно, как мигают огромные красные лампы по бокам от ворот. Раньше я тоже смотрела, а теперь только злюсь. Злюсь не столько от того, что Руслан не смотрит на меня, а больше из-за того, что больше не имею никакого отношения ни к этим воротам, ни к станции, ни к экипажам, выезжающим из-под ее ворот. Это случилось по моей воле, и по этому я теперь имею право злиться, пусть пока и не очень понятно, зачем это и для кого.
Мне не нужно смотреть на далекую крышу станции, теперь я могу смотреть на лицо Руслана и на дым, что окутывает его сизыми волнами.
Руслану тридцать один, а морщин на его лице - уже три. Странно, когда они успели появиться? Как я пропустила этот момент? Хотя нет, морщины две, а та, третья, полоска - шрам. Вот он как раз стал меньше. Наверное, скоро совсем исчезнет. Мне будет грустно, если он исчезнет, ведь я так хорошо помню, как он появился.
Почему-то первое, что запросто воспроизводит мой мозг в памяти - запахи. И сейчас смотрю на Руслана, а в голове запах крови и дыма. Я помню, как на его брови возник этот шрам. Металлическая заноза, отскочив от тела стального троса, прошла опасно рядом с глазом. Прошла, но решила оставить на память о себе глубокую полоску длиной в четыре сантиметра.
Наверное, это было небольно - от Руслана никогда не узнаешь, когда ему на самом деле больно.
Наверное, это и неважно было вовсе, но крови было так много, что пришлось перестать работать и спасать его. Мы тогда смеялись, как проклятые - еще бы не смеяться, когда под тобой почти пять этажей провала, где-то наверху - застрявшие туристы, а лицо самого сильного из вас заливает кровью.
Почему-то лицо всегда кровит больше всего, и неважно - ударился ли ты носом об угол кровати или рассек себе бровь лопнувшей веревкой. Но смеемся мы еще и от того, что наверху сидят туристы, и явно не такими мы должны явиться к ним. Снимаю с себя куртку и передаю Руслану, за аптечкой лезть долго, да и постоянно сталкиваешься с очень занятной мыслью... "Жалко". Хотя бинтов в сумке хватит на целый полк раненных. Одноразовый бинт жалко, а куртку, которая не отстирается - нет.
Или все дело в том, что потом, когда я буду смотреть на эту куртку или надевать ее на плечи, я буду помнить этот момент? А зачем его вообще помнить? Не затем же, чтобы сейчас смотреть на этот узкий шрам над глазом Руслана и улыбаться.
-Твоя усмешка выглядит двусмысленно, - говорит он, возвращая меня в реальность.
-Почему? - спрашиваю я, выпуская облачко дыма и туша сигарету.
Руслан кивнул на пепельницу:
-Потому что при мне нельзя курить. Ты это знаешь, но куришь. Мстишь?
Мне становится совсем смешно. Есть у меня редкий дар - смеяться невовремя. Точнее, это мои пути отступления. Мне все кажется, что я сейчас рассмеюсь, и Руслан засмеется следом. И не будет этого тягучего молчания. И неясной мглы, что стелется между нами сейчас, тоже не будет. Машу рукой, отгоняя дымный след, но проблемы это не меняет.
-Прости, - только и остается ответить. -Зато ты начал говорить.
Руслан хмурится и продолжает молчать.
Это так бесит!
Хочется рассмешить его, взять лицо в ладони в засунуть под холодный кран. Сейчас все мне кажется максимально нелепым, и от этого хочется вместе шагнуть на ту линию, с которой мы пошли никуда. Я почти уверена, что это так, но, очевидно, я сильно ошибаюсь.
Ладно. Надо спросить.
-Я пытаюсь понять, что именно тебя так разозлило? За 15 лет я косячила и пострашнее. Что в этот раз не так?
А теперь надо очень внимательно смотреть в лицо. Будет сразу понятно, насколько глубока эта трещина.
Но Руслан не злится. Он удивлен, и сейчас передает это свое удивление мне, очевидно, тоже надеясь на цепную реакцию. На то, что я хлопну себя по лбу и скажу ему все то, что он хочет услышать. И я знаю, что нужно сказать. Но мы будем доигрывать до конца, раз уж начали. Я молча пожимаю плечами, пододвигая знак вопроса к своим словам.
-Ты правда не понимаешь? - спрашивает он.
-Я думаю, ты обижен за то, что я ушла, перепрыгнув через твою голову, и не поставила тебя в известность. Я понимаю, насколько это плохо, но, мне казалось, ты в курсе всей ситуации и не будешь сильно удивляться этому. У меня не было трех недель на ожидание официального приказа.
-Нет. Я злюсь на тебя за то, что ты совершенно добровольно, подняв белый флаг над головой, идешь в сторону полнейшего деструктива. И меня бесит то, что ты делаешь вид, что этого не понимаешь. А ты именно делаешь вид.
Что нужно отвечать на такие фразы я не знаю. Я не знаю, стоит ли признаваться в том, что он прав - и ему, и себе. Себе так признаться сложнее всего, ведь я тогда просто не переживу взгляда "ну я же прав", а он непременно последует. Стоит ли рассказать Руслану насколько меня пугает неизвестность? Стоит ли признаться, что, потеряй я человека, меня ждет именно неизвестность, а она страшнее любой лавины в горах? Что тогда меня постигнет - жалость лучшего друга? Или жалость меня же к самой себе?
Пока я размышляю, Руслан оборачивается. Его правая ладонь ложится на стол возле моего локтя, а левая - на спинку моего стула.
-Понимаешь, в принципе я могу наплевать на то, что ты меня подставила, - говорит он, опустив лицо ко мне. Нехорошо говорит, как с ребенком. Это прямо уже следующая ступень, и из нее придется выруливать. - А ты меня именно подставила, ведь я был уверен, что пока мой зам - мой лучший друг, я могу совсем не думать о том, что мне выкатит штаб по возвращении. Но это совсем другой разговор. Я не могу наплевать на то, что ты решила, что любишь человека, который совершенно не понимает, с кем он имеет дело. И начинает рушить то, что не он строил.
-Мы семь лет вместе, Рус! - вялое оправдание, но...вырвалось, что уж теперь.
-А мы с тобой вместе - 15 лет. И отчего-то я не видел такого треша еще ни разу.
-Почему сразу треша-то? Драматизм тут совсем не к месту.
Руслан опустился на корточки напротив моего стула. Я непроизвольно прижала коленки к подбородку.
-Твой парень, - он улыбнулся. -Запрещает тебе со мной общаться.
-Нет, не так. Он не хочет, чтобы я работала на такой работе.
-А еще - запрещает тебе со мной общаться. Или ты не поэтому постоянно смотришь то на часы, то в окно? Когда он вернется?
-Я смотрю на крышу базы, - вру я. - Привычка.
-Крыша находится не там, - усмехнулся Руслан. -Но допустим. Ты ушла с работы, он доволен?
-Похоже на то.
-И все стало лучше?
Я молчу. Я не хочу, чтобы меня копали. Не хочу, чтобы вынуждали говорить то, что нужно до того момента, когда я буду к этому готова. Мне остается только молчать и смотреть. Ведь Руслан - мой друг. Если он не поймет - не поймет никто. И будет страшно, если он поймет, но не остановится.
-Мне кажется, что во всем, что случилось, виновата только я. Мне кажется, что сейчас я должна делать ровно то, что от меня ждут, чтобы все закончилось мирно, - говорю я. - А потом, как пройдет время, и я успокоюсь - буду думать, как быть. Это похоже на план?
Руслан вздыхает:
-Это похоже на плохой план. Но, если уж так нужно, пускай будет так.
И вот и все.
Сейчас вот он поднимется, поправит воротник, немного запрокинет голову, а потом посмотрит на меня, как на кусок грязи. Пока я этого жду, до меня доносится голос:
-Хорошим планом будет начать уже выяснять, почему ты так плотно подсела на чувство вины. А еще - почему ты позволяешь манипулировать не только собой, но и мной. Если ты решила, по каким-то причинам, что заслуживаешь такого - я точно не заслужил.
В общем, позвони, когда этот пиздец в твоей жизни закончится. Ну, или тогда, когда ты сама решишь его прекратить. А пока все.
Это было настолько ожидаемо, что даже почти неощутимо. Я знаю, что он прав. Знаю, но не понимаю, как сказать так, чтобы всем было хорошо. И чтобы мне не было стыдно. А стыдно мне почему-то почти всегда, уже давно. Пожалуй, стоит и правда изобрести план, как искоренить эту хрень. Но я спрашиваю:
-Но ведь тебе тоже важно, чтобы я делала так, как нужно тебе. Это ты трешем не считаешь?
Я знаю, что это не так. Но мне нужно было как-то укусить в ответ, чтобы оставить себе немного ресурсов.
-Я не хочу, чтобы ты работала только потому, что я попросил тебя об этом, - Руслан расстроен. Он не этого ждал. - Но ты решила по-другому.
И вот сейчас он выйдет из кухни. Пройдет несколько метров по коридору, а потом за ним закроется дверь.
Я непременно услышу ее хлопок, но не сейчас. Сейчас мои уши пропустят его, но запомнят. Я буду слышать его потом, ближе к ночи. Или под утро, когда уже потеряю надежду уснуть.
Пожалуй, в тишине есть свои плюсы. Она должна быть на благо, но до нее еще надо добраться. И не только до тишины квартиры - надо бы где-то нарыскать тишину между ребрами, чтобы не долбилось так больно, а было немного тише. Еще лучше - совсем тихо. В ритм или в такт. Но пока двери хлопают, а ворота на станции поднимаются, озаренные красными лампами, есть еще поле для маневра.
Есть множество способов придать ценность событиям и чувствам, но лишь немногие из них - безобидны. Мне совсем мало лет, но порой кажется, что пройдено уже так много всего, и становится страшно от понимания полного обезличивания происходящего. В этой вечной гонке за тем, чтобы сделать настоящее опытом, мы теряем значимость момента. А это самый главный грех из всех непрописанных. Почему-то нас совсем не учат жить - учат чему-то соответствовать, не более. Навык жизни мы набираем в процессе, но он так важен, что жаль терять на него многие годы.
Если можно сохранить что-то важное, придав ему тем самым цену - пускай хранится в буквах. Оно того стоит.
Epizode I.
19.01.20
Когда Руслан смотрит в окно - я знаю, что он пытается увидеть. Даже не так: я знаю, что он рассчитывает не увидеть, и от этого становится смешно и грустно одновременно. Из моего окна - не такого уж и высокого - видно крышу станции. В общем-то, из этого окна видно все, что угодно - от окрестных гор до кедров у катка, но Руслан всегда смотрит только на крышу станции. Если она поднимет ворота, выпуская очередной экипаж на выезд, будет видно, как мигают огромные красные лампы по бокам от ворот. Раньше я тоже смотрела, а теперь только злюсь. Злюсь не столько от того, что Руслан не смотрит на меня, а больше из-за того, что больше не имею никакого отношения ни к этим воротам, ни к станции, ни к экипажам, выезжающим из-под ее ворот. Это случилось по моей воле, и по этому я теперь имею право злиться, пусть пока и не очень понятно, зачем это и для кого.
Мне не нужно смотреть на далекую крышу станции, теперь я могу смотреть на лицо Руслана и на дым, что окутывает его сизыми волнами.
Руслану тридцать один, а морщин на его лице - уже три. Странно, когда они успели появиться? Как я пропустила этот момент? Хотя нет, морщины две, а та, третья, полоска - шрам. Вот он как раз стал меньше. Наверное, скоро совсем исчезнет. Мне будет грустно, если он исчезнет, ведь я так хорошо помню, как он появился.
Почему-то первое, что запросто воспроизводит мой мозг в памяти - запахи. И сейчас смотрю на Руслана, а в голове запах крови и дыма. Я помню, как на его брови возник этот шрам. Металлическая заноза, отскочив от тела стального троса, прошла опасно рядом с глазом. Прошла, но решила оставить на память о себе глубокую полоску длиной в четыре сантиметра.
Наверное, это было небольно - от Руслана никогда не узнаешь, когда ему на самом деле больно.
Наверное, это и неважно было вовсе, но крови было так много, что пришлось перестать работать и спасать его. Мы тогда смеялись, как проклятые - еще бы не смеяться, когда под тобой почти пять этажей провала, где-то наверху - застрявшие туристы, а лицо самого сильного из вас заливает кровью.
Почему-то лицо всегда кровит больше всего, и неважно - ударился ли ты носом об угол кровати или рассек себе бровь лопнувшей веревкой. Но смеемся мы еще и от того, что наверху сидят туристы, и явно не такими мы должны явиться к ним. Снимаю с себя куртку и передаю Руслану, за аптечкой лезть долго, да и постоянно сталкиваешься с очень занятной мыслью... "Жалко". Хотя бинтов в сумке хватит на целый полк раненных. Одноразовый бинт жалко, а куртку, которая не отстирается - нет.
Или все дело в том, что потом, когда я буду смотреть на эту куртку или надевать ее на плечи, я буду помнить этот момент? А зачем его вообще помнить? Не затем же, чтобы сейчас смотреть на этот узкий шрам над глазом Руслана и улыбаться.
-Твоя усмешка выглядит двусмысленно, - говорит он, возвращая меня в реальность.
-Почему? - спрашиваю я, выпуская облачко дыма и туша сигарету.
Руслан кивнул на пепельницу:
-Потому что при мне нельзя курить. Ты это знаешь, но куришь. Мстишь?
Мне становится совсем смешно. Есть у меня редкий дар - смеяться невовремя. Точнее, это мои пути отступления. Мне все кажется, что я сейчас рассмеюсь, и Руслан засмеется следом. И не будет этого тягучего молчания. И неясной мглы, что стелется между нами сейчас, тоже не будет. Машу рукой, отгоняя дымный след, но проблемы это не меняет.
-Прости, - только и остается ответить. -Зато ты начал говорить.
Руслан хмурится и продолжает молчать.
Это так бесит!
Хочется рассмешить его, взять лицо в ладони в засунуть под холодный кран. Сейчас все мне кажется максимально нелепым, и от этого хочется вместе шагнуть на ту линию, с которой мы пошли никуда. Я почти уверена, что это так, но, очевидно, я сильно ошибаюсь.
Ладно. Надо спросить.
-Я пытаюсь понять, что именно тебя так разозлило? За 15 лет я косячила и пострашнее. Что в этот раз не так?
А теперь надо очень внимательно смотреть в лицо. Будет сразу понятно, насколько глубока эта трещина.
Но Руслан не злится. Он удивлен, и сейчас передает это свое удивление мне, очевидно, тоже надеясь на цепную реакцию. На то, что я хлопну себя по лбу и скажу ему все то, что он хочет услышать. И я знаю, что нужно сказать. Но мы будем доигрывать до конца, раз уж начали. Я молча пожимаю плечами, пододвигая знак вопроса к своим словам.
-Ты правда не понимаешь? - спрашивает он.
-Я думаю, ты обижен за то, что я ушла, перепрыгнув через твою голову, и не поставила тебя в известность. Я понимаю, насколько это плохо, но, мне казалось, ты в курсе всей ситуации и не будешь сильно удивляться этому. У меня не было трех недель на ожидание официального приказа.
-Нет. Я злюсь на тебя за то, что ты совершенно добровольно, подняв белый флаг над головой, идешь в сторону полнейшего деструктива. И меня бесит то, что ты делаешь вид, что этого не понимаешь. А ты именно делаешь вид.
Что нужно отвечать на такие фразы я не знаю. Я не знаю, стоит ли признаваться в том, что он прав - и ему, и себе. Себе так признаться сложнее всего, ведь я тогда просто не переживу взгляда "ну я же прав", а он непременно последует. Стоит ли рассказать Руслану насколько меня пугает неизвестность? Стоит ли признаться, что, потеряй я человека, меня ждет именно неизвестность, а она страшнее любой лавины в горах? Что тогда меня постигнет - жалость лучшего друга? Или жалость меня же к самой себе?
Пока я размышляю, Руслан оборачивается. Его правая ладонь ложится на стол возле моего локтя, а левая - на спинку моего стула.
-Понимаешь, в принципе я могу наплевать на то, что ты меня подставила, - говорит он, опустив лицо ко мне. Нехорошо говорит, как с ребенком. Это прямо уже следующая ступень, и из нее придется выруливать. - А ты меня именно подставила, ведь я был уверен, что пока мой зам - мой лучший друг, я могу совсем не думать о том, что мне выкатит штаб по возвращении. Но это совсем другой разговор. Я не могу наплевать на то, что ты решила, что любишь человека, который совершенно не понимает, с кем он имеет дело. И начинает рушить то, что не он строил.
-Мы семь лет вместе, Рус! - вялое оправдание, но...вырвалось, что уж теперь.
-А мы с тобой вместе - 15 лет. И отчего-то я не видел такого треша еще ни разу.
-Почему сразу треша-то? Драматизм тут совсем не к месту.
Руслан опустился на корточки напротив моего стула. Я непроизвольно прижала коленки к подбородку.
-Твой парень, - он улыбнулся. -Запрещает тебе со мной общаться.
-Нет, не так. Он не хочет, чтобы я работала на такой работе.
-А еще - запрещает тебе со мной общаться. Или ты не поэтому постоянно смотришь то на часы, то в окно? Когда он вернется?
-Я смотрю на крышу базы, - вру я. - Привычка.
-Крыша находится не там, - усмехнулся Руслан. -Но допустим. Ты ушла с работы, он доволен?
-Похоже на то.
-И все стало лучше?
Я молчу. Я не хочу, чтобы меня копали. Не хочу, чтобы вынуждали говорить то, что нужно до того момента, когда я буду к этому готова. Мне остается только молчать и смотреть. Ведь Руслан - мой друг. Если он не поймет - не поймет никто. И будет страшно, если он поймет, но не остановится.
-Мне кажется, что во всем, что случилось, виновата только я. Мне кажется, что сейчас я должна делать ровно то, что от меня ждут, чтобы все закончилось мирно, - говорю я. - А потом, как пройдет время, и я успокоюсь - буду думать, как быть. Это похоже на план?
Руслан вздыхает:
-Это похоже на плохой план. Но, если уж так нужно, пускай будет так.
И вот и все.
Сейчас вот он поднимется, поправит воротник, немного запрокинет голову, а потом посмотрит на меня, как на кусок грязи. Пока я этого жду, до меня доносится голос:
-Хорошим планом будет начать уже выяснять, почему ты так плотно подсела на чувство вины. А еще - почему ты позволяешь манипулировать не только собой, но и мной. Если ты решила, по каким-то причинам, что заслуживаешь такого - я точно не заслужил.
В общем, позвони, когда этот пиздец в твоей жизни закончится. Ну, или тогда, когда ты сама решишь его прекратить. А пока все.
Это было настолько ожидаемо, что даже почти неощутимо. Я знаю, что он прав. Знаю, но не понимаю, как сказать так, чтобы всем было хорошо. И чтобы мне не было стыдно. А стыдно мне почему-то почти всегда, уже давно. Пожалуй, стоит и правда изобрести план, как искоренить эту хрень. Но я спрашиваю:
-Но ведь тебе тоже важно, чтобы я делала так, как нужно тебе. Это ты трешем не считаешь?
Я знаю, что это не так. Но мне нужно было как-то укусить в ответ, чтобы оставить себе немного ресурсов.
-Я не хочу, чтобы ты работала только потому, что я попросил тебя об этом, - Руслан расстроен. Он не этого ждал. - Но ты решила по-другому.
И вот сейчас он выйдет из кухни. Пройдет несколько метров по коридору, а потом за ним закроется дверь.
Я непременно услышу ее хлопок, но не сейчас. Сейчас мои уши пропустят его, но запомнят. Я буду слышать его потом, ближе к ночи. Или под утро, когда уже потеряю надежду уснуть.
Пожалуй, в тишине есть свои плюсы. Она должна быть на благо, но до нее еще надо добраться. И не только до тишины квартиры - надо бы где-то нарыскать тишину между ребрами, чтобы не долбилось так больно, а было немного тише. Еще лучше - совсем тихо. В ритм или в такт. Но пока двери хлопают, а ворота на станции поднимаются, озаренные красными лампами, есть еще поле для маневра.