09.09.98
Я совсем не помню, как мы познакомились с Русланом, а вот он - помнит. И это странно, учитывая, что он периодически не помнит свой номер телефона. Точнее не так. Я помню, как мы познакомились - мне показалось уместным треснуть незнакомого мальчишку лопаткой по плечу (уже и не понять, что именно мне не понравилось). Ему же это уместным не показалось, но сдачи я не получила: я услышала очень внятную речь, почему я не права. Это удивило меня настолько, что я как-то сразу решила, что этот незнакомый мальчик должен срочно сообщить мне свое имя. Мне было 4, и это самое яркое воспоминание из детства. Этого мальчика звали Русланом, но играть со мной дальше он отказался.
Мы ходили в один детский сад, и, несмотря на разницу в возрасте - ему тогда почти исполнилось шесть - мы оказались едва ли не в одной группе. Семья Руслана только приехала из Чечни, и маленькие мы очень хорошо знали, что это такое. Конечно, мы только знали, но не понимали. У каждого третьего в то время кто-то из знакомых да был на войне, и мы инстинктивно, на каком-то детском наитии понимали, что слово "Чечня" связано с чем-то очень страшным и недосягаемо непонятным.
А еще у Руслана был красивый отец, и они были очень похожи. Мой папа - отвратно пахнущее алкоголем тело в комнате - навеки отложился именно такой информацией в ячейке памяти под названием "отец". Подружки и редкие знакомые во дворе тоже не могли похвастаться чем-то другим. А тут вдруг появляется молодой мужчина с военной выправкой. Чаще всего - очень грустный, и эту грусть мы, тоже инстинктивно, считали чем-то невыразимо прекрасным. Казалось, что он хранил в себе совершенно неземную тайну, и тайна эта - абсолютно сказочная, не наша, и от этого очень манящая.
У Руслана, как и у отца, были карие глаза, и я была поражена этим фактом не меньше, чем его отцом. В моей семье все были сероглазые, и только я отличалась. Кстати, мы так и не поняли, в кого меня наделили карими глазами. Руслан стал первым человеком с таким же цветом глаз, его отец - вторым, и я, конечно же, решила, что мы чем-то связаны.
В сентябре 98 я пошла в школу, и это вторая часть картинки, что проступает ярко. Я, размазывая слезы и грязь по лицу, вызволяла из-под металлического колючего забора маленькую собачку. Непонятно, как она туда попала и зачем, но я потратила много времени, чтобы ее вытащить. И если изначально у меня был какой-то план, то потом я просто истерично рыла ногтями мокрую глину, совершенно не помогая несчастной псине.
Не помню, откуда появился Руслан. Он появился из неоткуда и сразу же включился в работу. Не прошло и минуты, как он вытащил невероятно грязное, поджимающее хвост, существо из ямы. А потом сразу стал командовать. Я молча делала все, что он говорил, и очень скоро мы поливали собаку водой из бутылки, стараясь вымыть грязь из ее носа и глаз. Через секунду - разрывали куртку Руслана, чтобы укутать дрожащее мохнатое тельце от холода и воды.
А потом над нами нависла фигура папы Руса, и тогда я впервые увидела, как он сжимается под отцовским взглядом. Позже я видела это бесчисленное количество раз, и меня до сих пор это удивляет. Тогда я совсем не почуяла опасности и доверчиво протянула мужчине скулящий мокрый сверток, беззвучно прося помочь. Взрослый виделся спасителем, и он явился как раз вовремя.
Уже потом я поняла, что дело было не в собаке, а в куртке. В 90-е добыть одежду было крайне сложно, и мы безжалостно испортили, очевидно, новую шмотку, купленную к школе.
Но в тот день я уселась на заднее сидение машины, совсем не переживая - я выдохнула, понимая, что теперь-то мои труды завершены.
Меня отвезли домой, и я радостно поведала маме свою историю спасения. Поведала и пожалела - кто ж знал, что садиться в машину к постороннему мужчине было нельзя? Кто ж знал, что в те года к людям, приехавшим из Чечни, относились, мягко говоря, негативно?
А потом та же мама высказала мне про куртку. И я поняла, что мы натворили.
Я не могла найти себе места всю следующую неделю. Хотелось найти Руслана и спросить... А что спросить - я не сильно понимала. Узнать, сильно ли ему влетело? Узнать, какова дальнейшая судьба собаки? За это время я наслушалась страшных историй про чеченцев, и о том, насколько они скоры на руку. Не знаю, что я боялась узнать. Что Руслана убили за испорченную куртку? Что его наказали и морят голодом?
Закончилась эта история хорошо.
Закончилась она тем, что я узнала адрес Руслана и его семьи. Совершенно случайно, к слову. И совершенно хорошо.
Я увидела, как из большой ограды выходит знакомый мне мужчина. А его сын, чему-то улыбаясь, идет следом. И вместе с ними в машину садится та самая собака. Она проживет в их семье потом еще семь лет.
Я совсем не помню, как мы познакомились с Русланом, а вот он - помнит. И это странно, учитывая, что он периодически не помнит свой номер телефона. Точнее не так. Я помню, как мы познакомились - мне показалось уместным треснуть незнакомого мальчишку лопаткой по плечу (уже и не понять, что именно мне не понравилось). Ему же это уместным не показалось, но сдачи я не получила: я услышала очень внятную речь, почему я не права. Это удивило меня настолько, что я как-то сразу решила, что этот незнакомый мальчик должен срочно сообщить мне свое имя. Мне было 4, и это самое яркое воспоминание из детства. Этого мальчика звали Русланом, но играть со мной дальше он отказался.
Мы ходили в один детский сад, и, несмотря на разницу в возрасте - ему тогда почти исполнилось шесть - мы оказались едва ли не в одной группе. Семья Руслана только приехала из Чечни, и маленькие мы очень хорошо знали, что это такое. Конечно, мы только знали, но не понимали. У каждого третьего в то время кто-то из знакомых да был на войне, и мы инстинктивно, на каком-то детском наитии понимали, что слово "Чечня" связано с чем-то очень страшным и недосягаемо непонятным.
А еще у Руслана был красивый отец, и они были очень похожи. Мой папа - отвратно пахнущее алкоголем тело в комнате - навеки отложился именно такой информацией в ячейке памяти под названием "отец". Подружки и редкие знакомые во дворе тоже не могли похвастаться чем-то другим. А тут вдруг появляется молодой мужчина с военной выправкой. Чаще всего - очень грустный, и эту грусть мы, тоже инстинктивно, считали чем-то невыразимо прекрасным. Казалось, что он хранил в себе совершенно неземную тайну, и тайна эта - абсолютно сказочная, не наша, и от этого очень манящая.
У Руслана, как и у отца, были карие глаза, и я была поражена этим фактом не меньше, чем его отцом. В моей семье все были сероглазые, и только я отличалась. Кстати, мы так и не поняли, в кого меня наделили карими глазами. Руслан стал первым человеком с таким же цветом глаз, его отец - вторым, и я, конечно же, решила, что мы чем-то связаны.
В сентябре 98 я пошла в школу, и это вторая часть картинки, что проступает ярко. Я, размазывая слезы и грязь по лицу, вызволяла из-под металлического колючего забора маленькую собачку. Непонятно, как она туда попала и зачем, но я потратила много времени, чтобы ее вытащить. И если изначально у меня был какой-то план, то потом я просто истерично рыла ногтями мокрую глину, совершенно не помогая несчастной псине.
Не помню, откуда появился Руслан. Он появился из неоткуда и сразу же включился в работу. Не прошло и минуты, как он вытащил невероятно грязное, поджимающее хвост, существо из ямы. А потом сразу стал командовать. Я молча делала все, что он говорил, и очень скоро мы поливали собаку водой из бутылки, стараясь вымыть грязь из ее носа и глаз. Через секунду - разрывали куртку Руслана, чтобы укутать дрожащее мохнатое тельце от холода и воды.
А потом над нами нависла фигура папы Руса, и тогда я впервые увидела, как он сжимается под отцовским взглядом. Позже я видела это бесчисленное количество раз, и меня до сих пор это удивляет. Тогда я совсем не почуяла опасности и доверчиво протянула мужчине скулящий мокрый сверток, беззвучно прося помочь. Взрослый виделся спасителем, и он явился как раз вовремя.
Уже потом я поняла, что дело было не в собаке, а в куртке. В 90-е добыть одежду было крайне сложно, и мы безжалостно испортили, очевидно, новую шмотку, купленную к школе.
Но в тот день я уселась на заднее сидение машины, совсем не переживая - я выдохнула, понимая, что теперь-то мои труды завершены.
Меня отвезли домой, и я радостно поведала маме свою историю спасения. Поведала и пожалела - кто ж знал, что садиться в машину к постороннему мужчине было нельзя? Кто ж знал, что в те года к людям, приехавшим из Чечни, относились, мягко говоря, негативно?
А потом та же мама высказала мне про куртку. И я поняла, что мы натворили.
Я не могла найти себе места всю следующую неделю. Хотелось найти Руслана и спросить... А что спросить - я не сильно понимала. Узнать, сильно ли ему влетело? Узнать, какова дальнейшая судьба собаки? За это время я наслушалась страшных историй про чеченцев, и о том, насколько они скоры на руку. Не знаю, что я боялась узнать. Что Руслана убили за испорченную куртку? Что его наказали и морят голодом?
Закончилась эта история хорошо.
Закончилась она тем, что я узнала адрес Руслана и его семьи. Совершенно случайно, к слову. И совершенно хорошо.
Я увидела, как из большой ограды выходит знакомый мне мужчина. А его сын, чему-то улыбаясь, идет следом. И вместе с ними в машину садится та самая собака. Она проживет в их семье потом еще семь лет.