Предисловие.

Есть множество способов придать ценность событиям и чувствам, но лишь немногие из них - безобидны. Мне совсем мало лет, но порой кажется, что пройдено уже так много всего, и становится страшно от понимания полного обезличивания происходящего. В этой вечной гонке за тем, чтобы сделать настоящее опытом, мы теряем значимость момента. А это самый главный грех из всех непрописанных. Почему-то нас совсем не учат жить - учат чему-то соответствовать, не более. Навык жизни мы набираем в процессе, но он так важен, что жаль терять на него многие годы.
Если можно сохранить что-то важное, придав ему тем самым цену - пускай хранится в буквах. Оно того стоит.


Epizode I.
19.01.20
Когда Руслан смотрит в окно - я знаю, что он пытается увидеть. Даже не так: я знаю, что он рассчитывает не увидеть, и от этого становится смешно и грустно одновременно. Из моего окна - не такого уж и высокого - видно крышу станции. В общем-то, из этого окна видно все, что угодно - от окрестных гор до кедров у катка, но Руслан всегда смотрит только на крышу станции. Если она поднимет ворота, выпуская очередной экипаж на выезд, будет видно, как мигают огромные красные лампы по бокам от ворот. Раньше я тоже смотрела, а теперь только злюсь. Злюсь не столько от того, что Руслан не смотрит на меня, а больше из-за того, что больше не имею никакого отношения ни к этим воротам, ни к станции, ни к экипажам, выезжающим из-под ее ворот. Это случилось по моей воле, и по этому я теперь имею право злиться, пусть пока и не очень понятно, зачем это и для кого.
Мне не нужно смотреть на далекую крышу станции, теперь я могу смотреть на лицо Руслана и на дым, что окутывает его сизыми волнами.
Руслану тридцать один, а морщин на его лице - уже три. Странно, когда они успели появиться? Как я пропустила этот момент? Хотя нет, морщины две, а та, третья, полоска - шрам. Вот он как раз стал меньше. Наверное, скоро совсем исчезнет. Мне будет грустно, если он исчезнет, ведь я так хорошо помню, как он появился.
Почему-то первое, что запросто воспроизводит мой мозг в памяти - запахи. И сейчас смотрю на Руслана, а в голове запах крови и дыма. Я помню, как на его брови возник этот шрам. Металлическая заноза, отскочив от тела стального троса, прошла опасно рядом с глазом. Прошла, но решила оставить на память о себе глубокую полоску длиной в четыре сантиметра.
Наверное, это было небольно - от Руслана никогда не узнаешь, когда ему на самом деле больно.
Наверное, это и неважно было вовсе, но крови было так много, что пришлось перестать работать и спасать его. Мы тогда смеялись, как проклятые - еще бы не смеяться, когда под тобой почти пять этажей провала, где-то наверху - застрявшие туристы, а лицо самого сильного из вас заливает кровью.
Почему-то лицо всегда кровит больше всего, и неважно - ударился ли ты носом об угол кровати или рассек себе бровь лопнувшей веревкой. Но смеемся мы еще и от того, что наверху сидят туристы, и явно не такими мы должны явиться к ним. Снимаю с себя куртку и передаю Руслану, за аптечкой лезть долго, да и постоянно сталкиваешься с очень занятной мыслью... "Жалко". Хотя бинтов в сумке хватит на целый полк раненных. Одноразовый бинт жалко, а куртку, которая не отстирается - нет.
Или все дело в том, что потом, когда я буду смотреть на эту куртку или надевать ее на плечи, я буду помнить этот момент? А зачем его вообще помнить? Не затем же, чтобы сейчас смотреть на этот узкий шрам над глазом Руслана и улыбаться.

-Твоя усмешка выглядит двусмысленно, - говорит он, возвращая меня в реальность.
-Почему? - спрашиваю я, выпуская облачко дыма и туша сигарету.
Руслан кивнул на пепельницу:
-Потому что при мне нельзя курить. Ты это знаешь, но куришь. Мстишь?
Мне становится совсем смешно. Есть у меня редкий дар - смеяться невовремя. Точнее, это мои пути отступления. Мне все кажется, что я сейчас рассмеюсь, и Руслан засмеется следом. И не будет этого тягучего молчания. И неясной мглы, что стелется между нами сейчас, тоже не будет. Машу рукой, отгоняя дымный след, но проблемы это не меняет.
-Прости, - только и остается ответить. -Зато ты начал говорить.
Руслан хмурится и продолжает молчать.
Это так бесит!
Хочется рассмешить его, взять лицо в ладони в засунуть под холодный кран. Сейчас все мне кажется максимально нелепым, и от этого хочется вместе шагнуть на ту линию, с которой мы пошли никуда. Я почти уверена, что это так, но, очевидно, я сильно ошибаюсь.
Ладно. Надо спросить.
-Я пытаюсь понять, что именно тебя так разозлило? За 15 лет я косячила и пострашнее. Что в этот раз не так?
А теперь надо очень внимательно смотреть в лицо. Будет сразу понятно, насколько глубока эта трещина.
Но Руслан не злится. Он удивлен, и сейчас передает это свое удивление мне, очевидно, тоже надеясь на цепную реакцию. На то, что я хлопну себя по лбу и скажу ему все то, что он хочет услышать. И я знаю, что нужно сказать. Но мы будем доигрывать до конца, раз уж начали. Я молча пожимаю плечами, пододвигая знак вопроса к своим словам.
-Ты правда не понимаешь? - спрашивает он.
-Я думаю, ты обижен за то, что я ушла, перепрыгнув через твою голову, и не поставила тебя в известность. Я понимаю, насколько это плохо, но, мне казалось, ты в курсе всей ситуации и не будешь сильно удивляться этому. У меня не было трех недель на ожидание официального приказа.
-Нет. Я злюсь на тебя за то, что ты совершенно добровольно, подняв белый флаг над головой, идешь в сторону полнейшего деструктива. И меня бесит то, что ты делаешь вид, что этого не понимаешь. А ты именно делаешь вид.

Что нужно отвечать на такие фразы я не знаю. Я не знаю, стоит ли признаваться в том, что он прав - и ему, и себе. Себе так признаться сложнее всего, ведь я тогда просто не переживу взгляда "ну я же прав", а он непременно последует. Стоит ли рассказать Руслану насколько меня пугает неизвестность? Стоит ли признаться, что, потеряй я человека, меня ждет именно неизвестность, а она страшнее любой лавины в горах? Что тогда меня постигнет - жалость лучшего друга? Или жалость меня же к самой себе?
Пока я размышляю, Руслан оборачивается. Его правая ладонь ложится на стол возле моего локтя, а левая - на спинку моего стула.
-Понимаешь, в принципе я могу наплевать на то, что ты меня подставила, - говорит он, опустив лицо ко мне. Нехорошо говорит, как с ребенком. Это прямо уже следующая ступень, и из нее придется выруливать. - А ты меня именно подставила, ведь я был уверен, что пока мой зам - мой лучший друг, я могу совсем не думать о том, что мне выкатит штаб по возвращении. Но это совсем другой разговор. Я не могу наплевать на то, что ты решила, что любишь человека, который совершенно не понимает, с кем он имеет дело. И начинает рушить то, что не он строил.
-Мы семь лет вместе, Рус! - вялое оправдание, но...вырвалось, что уж теперь.
-А мы с тобой вместе - 15 лет. И отчего-то я не видел такого треша еще ни разу.
-Почему сразу треша-то? Драматизм тут совсем не к месту.
Руслан опустился на корточки напротив моего стула. Я непроизвольно прижала коленки к подбородку.
-Твой парень, - он улыбнулся. -Запрещает тебе со мной общаться.
-Нет, не так. Он не хочет, чтобы я работала на такой работе.
-А еще - запрещает тебе со мной общаться. Или ты не поэтому постоянно смотришь то на часы, то в окно? Когда он вернется?
-Я смотрю на крышу базы, - вру я. - Привычка.
-Крыша находится не там, - усмехнулся Руслан. -Но допустим. Ты ушла с работы, он доволен?
-Похоже на то.
-И все стало лучше?

Я молчу. Я не хочу, чтобы меня копали. Не хочу, чтобы вынуждали говорить то, что нужно до того момента, когда я буду к этому готова. Мне остается только молчать и смотреть. Ведь Руслан - мой друг. Если он не поймет - не поймет никто. И будет страшно, если он поймет, но не остановится.
-Мне кажется, что во всем, что случилось, виновата только я. Мне кажется, что сейчас я должна делать ровно то, что от меня ждут, чтобы все закончилось мирно, - говорю я. - А потом, как пройдет время, и я успокоюсь - буду думать, как быть. Это похоже на план?
Руслан вздыхает:
-Это похоже на плохой план. Но, если уж так нужно, пускай будет так.
И вот и все.
Сейчас вот он поднимется, поправит воротник, немного запрокинет голову, а потом посмотрит на меня, как на кусок грязи. Пока я этого жду, до меня доносится голос:
-Хорошим планом будет начать уже выяснять, почему ты так плотно подсела на чувство вины. А еще - почему ты позволяешь манипулировать не только собой, но и мной. Если ты решила, по каким-то причинам, что заслуживаешь такого - я точно не заслужил.
В общем, позвони, когда этот пиздец в твоей жизни закончится. Ну, или тогда, когда ты сама решишь его прекратить. А пока все.

Это было настолько ожидаемо, что даже почти неощутимо. Я знаю, что он прав. Знаю, но не понимаю, как сказать так, чтобы всем было хорошо. И чтобы мне не было стыдно. А стыдно мне почему-то почти всегда, уже давно. Пожалуй, стоит и правда изобрести план, как искоренить эту хрень. Но я спрашиваю:
-Но ведь тебе тоже важно, чтобы я делала так, как нужно тебе. Это ты трешем не считаешь?
Я знаю, что это не так. Но мне нужно было как-то укусить в ответ, чтобы оставить себе немного ресурсов.
-Я не хочу, чтобы ты работала только потому, что я попросил тебя об этом, - Руслан расстроен. Он не этого ждал. - Но ты решила по-другому.
И вот сейчас он выйдет из кухни. Пройдет несколько метров по коридору, а потом за ним закроется дверь.
Я непременно услышу ее хлопок, но не сейчас. Сейчас мои уши пропустят его, но запомнят. Я буду слышать его потом, ближе к ночи. Или под утро, когда уже потеряю надежду уснуть.
Пожалуй, в тишине есть свои плюсы. Она должна быть на благо, но до нее еще надо добраться. И не только до тишины квартиры - надо бы где-то нарыскать тишину между ребрами, чтобы не долбилось так больно, а было немного тише. Еще лучше - совсем тихо. В ритм или в такт. Но пока двери хлопают, а ворота на станции поднимаются, озаренные красными лампами, есть еще поле для маневра.